Манька покраснела.
– Ну, не совсем то, что мне бы хотелось услышать, – признался Дьявол. – А каким был бы твой выбор, два года назад?
– Люди, конечно. Ради места среди людей я решилась на это отчаянное и безуспешное предприятие, – подумав немного, ответила Манька.
– Вот! А ты говоришь, благословения нет в твоей печати! Она благословляет людей на смерть, когда они проклинают тебя, как твои враги, а тебя, возможно, на бессмертие.
– А у вампира наоборот? – она вопросительно взглянула на него.
– Ну, посуди сама: пришел человек к вампиру, отдал, потом понял: вампир, поживившись, оставил его ни с чем. И разумно полагать, что он не раз вспомнит, как больно засматриваться на чело вампира. Чело, Маня, от слова человек, это не лоб, это как раз имидж, который душа выставляет на показ. Живота не жалея, он закроет себя в следующий раз. Через силу, но переступит. А вампира печать благословляет на смерть. Он несется по жизни, собирая сокровища, которым нет цены: стада, жен, поет и пляшет, не рыскает в поисках пищи, как оборотень, она сама его находит. И никогда не задумается, отчего ему так везло всю жизнь, сколько раз ему приходилось убивать, что такое боль, и кто такие – люди.
– С места, где прозвучало «бессмертие», поподробнее, пожалуйста, – нахально попросила Манька, поправив подушки за спиной. Она отжала носовой платок, мокрый от слез, завернув его в конец простыни.
– Ну, Маня, в огне ты почти не горишь. В воду пробовали – тонешь, но, если поддержку дать… Еще остались медь и железо. Я смотрю на тебя, и не понимаю, в чем проблема? Ты была менее пессимистична, когда спала в шалаше из еловых веток. Разве мы остались в дураках? Так что же ты кричишь всему миру о своем поражении? – осуждающе омрачился Дьявол. – Вот она – твоя благодарность!
– Да не знаю я, кому размозжить мозги сначала: Благодетельнице, вампиру, или не искать их уже? – с отчаянием в голосе оправдалась Манька. – Разве в Аду я буду более несчастной, чем здесь?
– О! – Дьявол изумленно округлил глаза. – Плохо ты измерила Ад! Может, только ходила вдоль? Надо было поперек попробовать. Ладно, исправлю, когда попадешь туда снова.
– Да разве я об этом?! – рассердилась Манька. – Понимаешь, у меня ведь не только надежды нет, души у меня нет! Это наказание, или что? Что мне Ад приготовил: буду я как тот паренек, влюбленный в вампира? Естественно, я боюсь! Только не змеи, которым голова его забита, фу-у-у! – она брезгливо передернулась. – А у меня-то их сколько?! Я ведь видела, как ты мне их обратно засунул! Я готова претерпеть, чтобы их убрать, но не выдержу еще одной светлой мысли о вампирах! А они лезут и лезут в голову. И Голлем еще этот… напугал всех. Хоть бы объяснили, что за хрень такая.
– Ну и загадала ты задачку! – Дьявол сделался печальным. И не сдержал хохоток. – Ранним утром умрешь в своей постели. Как не было тебя, так и не будет. Но голос твоей нелюбви был услышан здесь и сейчас. Клянусь, что нет такой силы, которая застала бы врасплох твою землю новым обманом. Твоя кровь. Не умирай пока, – жалобно попросил он, забирая у Маньки платочек из рук, громко высморкнувшись в него. – Может, что-то еще успеешь ей сообщить, завещая самою себя? – он стал серьезным. – Много умных мыслей в моем мире и люди там все те же, только нет у них ни ненависти, ни горестей, ни боли. Чисты, как прозрачный кристалл. И все они выросли в моей колыбели. И простили долги, расстраиваясь лишь в одном случае – если земли нет под ними. А твоя земля узнала бы тебя, даже если бы мне пришлось создать миллион клонированных Манек. Так и так происходит в мире, но ты не стала бы считаться с человеком, который пил бы святую кровь другой сущности, следовательно, не слаще и вампирам будет твое исчезновение! Благополучию твоему не буду городить огород, но, если что, помогу перегореть в некоторых местах менее болезненно.
Манька покосилась на дьявола: опять издевается?
Раз Дьявол обещал, может, стороной обойдут ее вопли замороженных вампирами мыслей о любви к ним самим. Манька тяжело вздохнула. Любви как бы не было, но побаливала печень, пошаливала селезенка – и это непреодолимое желание жалеть самою себя…
А в остальном, расстроилась не делом. Но как-то гаденько ощущала свое нутро. Даже приметно. Или обесточить решил ее Дьявол, не дать думать в правильном направлении? Что-то она сама себе уже не нравилась. Часть ее над словами Дьявола задумалась, не подавая признаков неудовольствия.
Манька взглянула в сторону сладко спящего Борзеевича. Он похрапывал, пуская пузыри, как маленький ребенок. И чему-то улыбался во сне. Опять, наверное, грезил беспересадочными полетами на луну и в прочие недостающиеся места.
Почему эти двое не дотягивали до объемных мучений в ее голове? Не было ни у Дьявола, ни у Борзеевича связи с вампирами, может, потому жилось им легче и думалось проще? Она снова и снова вспоминала, как сдавливали ее шею удавкой, обрекая на воловье послушание, как перетаскивали из одного угла в другой, объясняясь пинками за ту самую связь, как просили помощи у всех, кто совал в лицо вампиру-душе нарисованные деньги и отправляя ее по пути Парамоновны, как страстно клялся он в любви своей избраннице над бесчувственным и полубесчувственным ее телом, в то время, как ей открывали рот, разжимая зубы, чтобы сунуть в него свои вонючие члены, как шептал в ухо, желая ей только одного, смерти…
Ну вот, теперь знает, вернулась память, а как жить после этого?
Или, как страус, прятать голову в песок, расписавшись в своем бессилии? Но ведь вампирам только это и надо, они рассчитывали на это, надеясь, что ночь укроет их, и обгаженная земля выберет не ее. Но не золото держали они в руке – убийцы потоптали ее. Страха у земли не было ни перед чем. Она принадлежала Дьяволу, который каждый день учил ее ненавидеть врага. В истории земли были вампиры и похуже. Она знала обо всем, что было с ней от сотворения мира. И выделенная в территориальную единицу, она оставалась частью вселенской, которая лежала от края до края.
Но за что? Этот вопрос не выходил из головы. Может, дело в ней? Может, если бы судьба соединила их, двух вампиров, как ее с ним, все было бы иначе, и она была бы свободна, и он обрел бы, наконец, свою счастливую звезду?
ebooksa