Один стал слегка напуганным, второй усмехнулся. Оба заторопились.
Наверное, для жителей Рая (Ада) наступило время обеда или ужина. Или закончился рабочий день. На улице их осталось меньше. Черти, лишенные крыльев и жертвенных агнцев, учинили новую забаву: надувались как воздушные шары и летели ввысь, соревнуясь, кто поднимется выше.
Манька отчаянно позавидовала и тем, и другим. Ей бы здесь понравилось. Не будь она периодической таблицей Менделеева и осликом вампира.
И там ей было не место, и тут место не нашлось.
Черти будто дразнили ее: лопались над самой головой, шлепаясь о землю, как тряпицы, наполненные водой, вскакивали, и припускали к своим. Самые отважные и отчаянные плюхались там, где она сидела. Кто будет уступать место привидению? Один даже сел между крыльями, представляя, что это именно его крылья. Он все время косил через плечо, и, образно выражаясь, выбирал такое положение, чтобы крест крестов оказался на груди. Манька заметила его, когда затылочное зрение развернулось, и она вдруг начала видеть Утопию будто в зеркале, как когда смотрела через черта на подвал избы из бани…
Не обходили вниманием мелкие пакостники и животных, но те были еще менее восприимчивыми к братве с пакостными и веселыми рожами. Саблезубый зверь лишь потянулся и скребнул когтями, в два ее пальца, по десятикилограммовой мясо-плодовой вырезке, когда два черта стащили его добычу, зевнул, то ли издав рык, то ли отрыжку, перевернулся кверху брюхом и совершенно не реагировал, когда шутники, не зная, что теперь делать с мясным деликатесом, начали совать ее ему под нос, стараясь открыть пасть и положить между зубов.
В небе зажглись… Трудно передать сияние падающих огненных столбов света. Все-таки, видимо, закончился рабочий день. Нельзя сказать, что наступила полная ночь, просто свет начал собираться в пучки, земля загорелась. Небо стало темно-фиолетовым и темно-синим. Манька не могла оторвать глаз от разноцветных трепещущих полотнищ, от искрящихся струй ветра, выплывающего из земли тумана…
Пошел дождь.
Лужи наполнились, не успевая просачиваться в землю, и ручейки быстро превратили речку в бурную реку. Потревоженные рыбины, отучившись выгребать против течения, проплывали мимо, как бревна, переваливаясь друг через друга и образуя заторы. Вот для чего нужны были пираньи: сдохшая от старости рыба никому не лезла в пасть, а пираньи могли быстро и безболезненно освободить место для плодившихся и размножавшихся.
И там, где ступали люди и черти, притаптывая траву, она поднималась, густая, как ковер.
Существа, которых в ее расплавленной объективности не было и в помине, летали, шныряли, ходили и ползали, иногда у самого уха…
– Господи, Дьявол, затвори дверь, я не могу войти и не могу выйти! – мысленно взмолилась Манька, раздваиваясь, теперь уже не на лево и право, а на зад и вперед. – Я не должна здесь быть! Не должна! Я же в Аду сижу! – спохватилась она, сообразив, что потеряла день.
Она только сейчас вспомнила, что нужно найти душу вампира.
Спасибо черту – напомнил!
Ей страшно не хотелось возвращаться в свою каменную и расплавленную реальность. Утопия Дьявола… – лучшая ее часть, была так близко, за спиной, и до боли хотелось остаться там кем-нибудь зверюшкой, травинкой, той же мухой, достигшей преклонного возраста, чтобы почувствовать себя существом в полном смысле этого слова. Но она не могла проникнуть за пределы своего Бытия, только заглянуть.
Манька выплыла из-под реальности, и ужас поверг ее в отчаяние.
Здесь мало что изменилось: с неба падали огромные скалы, лава плавила камень, огромные глыбы скал течениями волокло мимо, а легкие, забитые пеплом, как будто зацементировались… Она дышала, но не чувствовала воздуха, чудом оставаясь живой. Или их уже не было. Она вспомнила наставление: войти в огонь и понять. Инструкция инструкции рознь. Манька застонала, встала на корточки, проползла площадку плиты из конца в конец.
Плита оказалась не такой большой.
Что значит, войти в огонь?
Да разве ж можно что-то понять, если уже понимать станет некому? И как, простите за вопрос, бродить по этой лаве? Плыть что ли? Реки лавы и никаких привилегий!
ebooksa