Дьявол и Город Крови 2: кому в Раю жить хорошо…

22
18
20
22
24
26
28
30

Чешуйчатый широко улыбнулся (оскалился злобной ухмылкой), развел руками.

У Маньки затряслись колени.

– Вы в Раю (в Аду), – ответил незнакомец. – Добро пожаловать (Пошла ты …)! – речь его удивительным образом переиначивалась.

Манька заметила, что губы незнакомца не произнесли ни слова. Она облизала сухие губы. Он разговаривал с ней, или молчал все это время? Недоумение сменилось изумлением: он телепатировал ей, как Дьявол. Но кто бы мог подумать! Конечно, Дьявол же говорил, что язык у всех один…

Был, пока люди его не смешали…

– Пожалуйста, мне надо… – Манька подняла с земли горсть камней и протянула чешуйчатому рогоносцу с мечом.

Чешуйчатый озадачено почесал затылок, пощупал ее крылья. Заметив медальон на шее, он удивленно вскинул бровь.

– Это твой (У кого стащила, чей)?!

Если я начну доказывать, что я его не воровала, радио обязательно ответит наоборот! – с отчаянием догадалась Манька. Оно и здесь работала. Скорее всего, только у нее. Лучше было промолчать.

Незнакомец провел лапой над крестом крестов – и золото, и сам крест засияли, полыхнув лучом света, который ударился в каменный небесный свод.

И началось невообразимое: Ад зашатался, в мгновение ока взревели трубы, и потекли потоки лавы. Манька с ужасом наблюдала, как раскалываются горы и скалы, и рушится свод неба. Черные камни падали, дрожали и сотрясались, пробивая землю, оставляя воронки, ломая скалы, которые подхватывали огненные потоки. Пропасти и каньоны разрезали долину. Она осталась стоять, но боль ворвалась в тело, в каждый нерв.

Манька согнулась, глухо застонав.

Но чешуйчатый будто не замечал ни камней, ни потоков лавы, ни гор и скал из черного камня. Он подхватил ее и через секунду опустил на каменную плиту посредине огненного озера.

Вокруг бушевал огонь.

– Господи! Убивают! – закричала она, ползая по плите.

Голос ее дрожал, руки и ноги свело судорогами. Она с ужасом смотрела, как наступает конец света. Огонь был повсюду. Потоки расплавленных черных камней сливались и бурлили, и набрасывались на раскаленные докрасна камни у подножия, куда положил ее чешуйчатый. Дым, вонь и гарь выжигали легкие. Она сомневалась, что они у нее еще есть. Брызги из кипящего озера попадали на кожу и мгновенно разъедали ее.

Манька приподнялась, подтягивая под себя ноги, заметив, что, кроме чешуйчатого, еще несколько думающих и сознающих из Дьявольского народонаселения присутствуют при ее смерти. Слегка озабоченные (озлобленные) лица. Стояли твердо, при мечах, разглядывая ее с любопытством (с ненавистью). Они о чем-то переговаривались между собой, кивая головой в ее сторону. Они не боялись огня, казалось, огонь им был нипочем, и голоса их не достигали ее ушей. Они ходили прямо по огню, по лаве, и вряд ли чувствовали ее, но над огненным озером пролетали, опускаясь на плиту рядом. Щупали крылья и поглаживали, пытаясь почистить и уложить, черпали лаву из огненного озера и поливали их. С ее стороны они выглядели, как призраки, и как черти то проваливались сквозь землю, то исчезая дымкой.

Народ поглазел и начал расходиться.

Вскоре возле нее остались три возбужденных статных не то старца, не то молодых человека. Они появились последними. Трое о чем-то спрашивали: нашла – не нашла, пригодилось – не пригодилось, но она не понимала, а только кивала головой, крепко сжимая зубы и кулаки, чтобы не разреветься. Потом трое заспорили между собой, и смотрели на нее с удивлением, как на чудо, тыча в нее посохами…

Один из них возложил руки на голову, и голова раскололась надвое.