Особую категорию жильцов занимали «содержательницы проституции» — Василиса Артемьевна Михайлова и Фекла Семеновна Андреева, обе мещанки. Свое заведение они содержали в восьми комнатах. Надо сказать, что это единственный «публичный дом» в районе между Троицким и Чернышевым переулками. Большинство жильцов дома относились к мещанскому и крестьянскому сословиям. В списке жильцов, названных в «Ведомости о доходах с дома», мы находим уроженцев Выборгской, Лифляндской и Эстляндской губерний, «еврейку» Белуцкую[1272].
Ценность имущества Е.Ф. Галловой оценили в 35 112 руб., в оценку дома не вошли «деревянные дом и флигель по Щербакову переулку со службами», которые находились в ветхом состоянии. Правление Городского кредитного общества под залог Галловой выделило ссуду в «26 тысяч рублей на 25-летний срок», но уже через три года, 16 ноября 1872 г., Елена Федоровна обращается в Общество за дополнительной ссудой «за вновь выстроенное вчерне трехэтажное капитальное здание»[1273].
В своем отзыве от 2 февраля 1873 г. все тот же архитектор Э.Г. Юргенс отмечает, что в доме действительно «произведен надлежащий ремонт и бывшие деревянные галереи заменены каменными, а остальные же деревянные постройки все уничтожены, и вместо их построены каменный жилой дом и таковые же два флигеля, но вчерне». В описи имущества Е.Ф. Галловой показаны пять отделений, включающие в себя «каменный 3-этажный лицевой дом на подвалах» (со стороны Фонтанки), еще «один новый каменный 3-этажный флигель» (со стороны Щербакова пер.), построенный вчерне, а также «два каменных 2-этажных надворных флигеля». После этих перестроек стоимость дома возросла более чем в два раза и достигла суммы в 76 116 руб., в ссуду Елене Федоровне было выделено дополнительно к прежней сумме еще 24 500 руб. После завершения капитального ремонта дома 4 октября 1873 г. ее имущество оценили в 136 669 руб., что уже более чем в четыре раза превысило первую оценку[1274].
В «Ведомости о доходах с дома» мы находим имена уже упоминавшихся ранее мещанина И.В. Прудникова, по-прежнему содержавшего здесь питейное заведение, купца 2-й гильдии И.В. Киржакова, арендовавшего целый этаж под гостиницу. Среди новых жильцов — почетный гражданин Гусев, державший мелочную лавку, купец Нестеров, а также финляндские, эстляндские уроженцы и прусские подданные[1275]. Большинство же жильцов дома, как и три года назад, составляли мещане. В капитально отремонтированных квартирах уже не нашлось места для «публичного дома».
Если в 1869 г. доход с дома составил 8603 руб., то в 1872 г. — уже 18 184 руб. Правление Городского кредитного общества за вычетом старого долга выделило Елене Федоровне в ссуду на 25 лет еще 72 100 руб.[1276]
10 февраля 1878 г. на основании определения Санкт-Петербургского окружного суда «1/7 недвижимого имущества» Галловой по наследству перешло к ее новому супругу тайному советнику Александру Николаевичу Кирилину, а 2 августа того же года их имущество «перешло во владение потомственных почетных граждан Федора и Алексея Федоровичей Гутковых»[1277].
Из «Ведомости о доходах» с их дома мы узнаем, что если именной состав жильцов сменился почти полностью, то социальный срез остался за небольшим исключением прежним: мещане, крестьяне, купцы. Крестьянка Евсеева открыла здесь «закусочную лавку», крестьянин Гурдатов — мелочную лавку, а крестьянин Зелеметкин — портерную. Купец Павлов в 11 комнатах содержал трактирное заведение. В доме появились и первые меблированные комнаты. Так, мещанка Эберман, снимавшая три 3-комнатные квартиры, устроила в каждой из них по 8 маленьких комнат и сдавала их жильцам. А купчиха Сапожникова умудрилась в 5-комнатной квартире устроить 10, в двух 4-комнатных — по 9, наконец, в 6-комнатной — 11 маленьких комнатушек. Уплачивая домовладельцам весьма скромную плату за снятые комнаты, они получали приличный доход. Старожилом дома была мещанка Белунская, проживавшая здесь 10 лет[1278].
Правление Городского кредитного общества определило 25 апреля 1874 г. новым домовладельцам полный размер ссуды на 25 лет 95 тыс. руб., но через пять лет, 29 марта 1884 г., братья Гутковы обращаются в Городское кредитное общество за новой ссудой. Из очередной «Ведомости о доходах с дома» мы узнаем о новых жильцах дома, причем в архивном деле, помимо именного списка, приложены их квартирные книжки. Значительно расширилась площадь сдаваемых торговых помещений в доме: 11 комнат под трактир арендовал купец А. Федотихин; 12 комнат под басонную фабрику — мещанин В. Кунта; 2 комнаты под молочную ферму — купец Авдеев; еще 2 комнаты и особый склад под фруктовый магазин снимал мещанин Плетюхин; купец Лузин также снимал две комнаты — под мелочную лавку с пекарней. Сапожный магазин содержал крестьянин Жеженин. В доме Гутковых располагались также башмачная, портная, столярная и слесарная мастерские[1279]. Здесь к этому времени появился водопровод, отхожие места на этажах сменили ватерклозеты. Двухкомнатную квартиру в лицевом доме занимал уважаемый всеми жильцами водопроводчик Иванов, а в лицевом флигеле размещалась его водопроводная мастерская. После перепланировки в лицевых домах и надворных флигелях значительно увеличилось общее количество квартир, а к прежним 2- и 3-комнатным квартирам добавились 4- и 5-комнатные[1280].
Казалось бы, дела у братьев Гутковых шли достаточно успешно, однако 27 января 1886 г. за недоимки Городскому кредитному обществу, которому они задолжали 7157 руб., их имущество выставили на продажу, торг начинался с суммы 87 397 руб. Неоднократно из-за неявки покупателей торг отменялся, пришлось даже снизить начальную сумму торга. Как записано в журнале правления Городского кредитного общества от 24 марта 1886 г.: «На переторжке 24 февраля с.г. высшую цену на имущество гг. Гутковых, шестьдесят одну тысячу рублей, предложила жена потомственного почетного гражданина Елизавета Михайловна Гуткова». Наблюдательный комитет не утвердил продажу, и 14 марта 1886 г. предложил правлению «продать имущество гг. Гутковых санкт-петербургскому 2-й гильдии купцу Платону Ивановичу Головину за 84 тысячи 132 рубля». Через пять лет, 22 января 1891 г., правление пересрочило долг Кредитному обществу на очередные 25 лет, а Платону Ивановичу выделили новую ссуду под залог дома в 67 981 руб., 1 мая 1902 г., после его смерти, по наследству дом № 1/60 перешел во владение его сыновей — прапорщика Владимира и потомственных почетных граждан Николая и Александра Платоновичей, которые владели им до революционных потрясений[1281].
В последней описи с материальной оценкой дома названы в 1-м отделении «каменный лицевой угловой 3-этажный дом на жилом полуподвалах», во 2-м — «каменный лицевой 3-этажный жилой дом на нежилом подвале, в связи с таким же, но без подвалах с флигелем по задней границе двора», в 3-м — «каменный 3-этажный жилой флигель от лицевого дома по задней границе», в 4-м — «каменный 2-этажный флигель по задней границе двора с жилой дворницкой и прачечной», в 5-м — «каменные 1- этажные службы по задней границе двора», и еще одни «подобные же службы» — в 6-м отделении[1282]. Комиссия Городского кредитного общества оценила дом в 144 362 руб., самую большую сумму за его историю. Возможно, это объясняется тем, что в предреволюционные годы почти в два раза возросла квартирная плата, благодаря чему доход с дома достиг 22 816 руб., что видно из последней «Ведомости о доходах с дома» за 1916 г.[1283]
Кроме того, значительную прибыль приносила аренда торговых помещений: открылся новый магазин электрических принадлежностей А.И. Гуровича; мастерская О.Д. Левинсона и бакалейная лавка А.П. Ершовой; 10-комнатные квартиры занимали мать братьев-домовладельцев, вдова потомственного почетного гражданина Т.Н Головина, и барон в звании камергера Е.К. Каульберс; мастерские держали Бендиашвили и Гофер[1284].
Но самой известной личностью в доме была, конечно же, артистка Императорских театров и писательница Лидия Алексеевна Чарская (Стабровская). Она снимала в доме Головиных 6-комнатную квартиру с ванной под № 16, годовая стоимость этой квартиры составляла 1140 руб.[1285]
Напомним читателям, что настоящее имя писательницы — Лидия Алексеевна Чурилова (урожд. Воронова). Уже в десять лет будущая писательница сочиняла стихи, а в пятнадцать лет начала вести дневник, который впоследствии помогал ей достоверно воссоздавать обстановку женских институтов. Лидия Воронова окончила Павловский институт в Петербурге, а вспыхнувшая в раннем детстве любовь к театру привела ее на сцену Александринского театра. С начала века одна за другой стали появляться книги писательницы Лидии Чарской (такой она выбрала псевдоним) — повести для детей, для юношества, сказки, сборник рассказов, пьес, стихов… Простой язык, бесхитростные сюжеты, доступные пониманию юного читателя ситуации и взаимоотношения персонажей в произведениях Чарской снискали ей дотоле невиданную популярность у тех, кому были адресованы повести и рассказы писательницы, — у детей и подростков. Взрослому читателю такая популярность была непонятна, они искали объяснение этому явлению и зачастую оказывались несправедливыми к писательнице.
А между тем, юные читательницы зачитывались ее книгами «Записки институтки», «Княжна Джавака», «За что?». Вот только некоторые данные, свидетельствующие о фантастической популярности писательницы. В отчете одной детской библиотеки в 1911 г. сообщалось, что юные читатели требовали 790 раз книги Чарской и лишь 232 раза сочинения Жюля Верна. Книги Чарской переводились на английский, французский, немецкий, чешский и другие европейские языки.
Как отмечает С.Т. Никоненко, автор вступительной статьи к книге «Л.А. Чарская. Волшебная сказка»: «При жизни, да и после смерти, Чарская многократно подвергалась разгромной критике. А после революции ее книги даже изымали из библиотек… Так случилось, что последняя книга писательницы при жизни вышла в 1918 г., хотя прожила она еще двадцать лет… Неизвестна точная дата смерти (1937 или 1938) и место (предположительно — Крым)»[1286].
Переизданные в 1990-е гг. огромными тиражами книги Л.А. Чарской (100 000 экз.) вернулись к читателю. Имени Л.А. Чарской, думаем, достаточно, чтобы включить дом № 1/60 по Щербакову переулку и набережной Фонтанки в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
Дом № 1–3 и № 5
Современный дом № 1–3 по Щербакову переулку как бы отделен от углового дома № 60 по набережной реки Фонтанки. На самом же деле — это трехэтажное салатного цвета со сплошной рустовкой и большей въездной аркой строение — лицевой флигель вышеназванного дома, возведенное еще при купчихе Елене Федоровне Галловой, о чем мы рассказали ранее. До нашего времени дошли и построенные в связке с ним дворовые флигели[1287].
Дом № 1–3. Фото авторов, 2021 г.
Дом № 5. Фото авторов, 2021 г.
ebooksa