– Никуда ты не пойдешь – и покончим на этом!
– Но они могут прийти за вами, если проверят все как следует!..
– Они в конце концов придут за всеми нами… – ответила она, и решительно забрала ребенка у меня из рук. – Дочь я предупрежу и никто ничего не узнает.
Когда я раздевалась, у меня выпал пистолет. Я испуганно оглянулась на нее. Она спокойно сказала:
– Лучше бы тебе избавиться от него. Такие игрушки до добра не доведут.
Я не последовала её совету, о чём не раз потом пожалела.
Позже я сидела на диване, укутанная шерстяным пледом, и пила чай с кизиловым вареньем и водкой. Малыш – чистенький, розовый, сытый, – копошился рядом.
Оказалось, что учительница знала Сержа.
– Я преподаю в Художественном училище, – говорила она, держа тонкими пальцами изящную фарфоровую чашечку. – Кстати, подарок выпускников прошлого года… – она кивнула на чайный сервиз, стоявший на столике – Ручная работа. Какие талантливые были ребята! – она помолчала. – Но, к сожалению, искусство в чистом виде никому не нужно. В наши дни оно превратилось лишь в один из способов делать деньги, а халтуру и делать, и продавать легче… Ваш друг тоже был талантлив.
– В самом деле?
– Да, но ему не хватало самого главного: огня… Одержимости… Если бы в нём было побольше жизни, одухотворенности! Но он был слишком… – она замялась, – слишком прагматичным.
– Слишком корыстным… – поправила я.
– Пожалуй, – согласилась она. – Кстати, – она лукаво улыбнулась, – я наблюдала за вами, и меня удивляло: вы были такие разные! Он – очень приземлённый, а вы – человек, парящий в небесах. Что вы находили в нём?
– Он был моим якорем.
– Вы и вправду романтичная натура.
– Я – обыкновенная сумасшедшая.
Она поднялась, выключила радио, которое в течение вот уже нескольких часов передавало то чьи-то пламенные речи, то военные марши прошлых лат, и включила телевизор. "К столице подтягиваются правительственные войска…" – и с экрана на нас обрушилась мощь бронетанковой техники.
– Нам что, объявили войну? – удивилась я, но судя по её лицу, она приняла мое удивление за глупую и неуместную шутку.
Шутку, которая, как мне показалось, очень глубоко её задела: глаза Учительницы стали отчужденными и неприязненными – всего лишь на краткий миг – но этого было достаточно, чтобы почувствовать: я каким-то образом разрушила хрупкий мостик, возникший было между нами.
Она долго молчала, напряженно всматриваясь в ту бредятину, что вываливали нам на голову телекомментаторы.