Эмилия и Шон

22
18
20
22
24
26
28
30

«Он смотрит в глазок».

Затем дверь открывается. Круглое лицо, светлые волосы с залысинами на высоком лбу и белесые глаза. Перед нами довольно невзрачный мужчина, один из ученых с видео. Но почему он больше не работает в GenTech?

— Василий Соболев? — спрашивает Шон твердым как сталь голосом.

Мужчина коротко кивает, но по его бесстрастному лицу невозможно понять, что он думает о нашем внезапном появлении.

— Входите, — приглашает он нас широким жестом.

Он прекрасно говорит по-немецки, но с явным русским акцентом.

Я слегка теряюсь.

— Вы ничуть не удивлены.

— Нет. Я ждал вас, — закрыв за нами дверь, Василий ведет нас в небольшую кухню. — Пожалуйста, садитесь. Вы наверняка проголодались и хотите пить.

Его гостеприимство выглядит искренним, но ситуация от этого не становится менее абсурдной. Мужчина определенно знает нас. Возможно, даже хорошо. А вот нам он незнаком. Мы видели его лишь на видео. Это вызывает странные ощущения, и я чувствую себя крайне уязвимой. Поэтому хочу вежливо отказаться, но тут замечаю предупреждающий взгляд Шона и проглатываю те слова, что уже готовы сорваться с языка.

Поскольку я — кроме батончика с мюсли — ничего не ела, то перекусить было бы неплохо. Шон, напоминающий сейчас натянутую тетиву лука, пристально наблюдает за каждым шагом Василия. Одно неверное движение мужчины, и Шон набросится на него.

— Я получила записку, — говорю я, — с обещанием, что вы нам поможете.

— Я действительно могу помочь, — с невозмутимым видом Василий ставит на стол хлеб, воду, рюмки, а затем вытаскивает из холодильника колбасу и бутылку водки. Перед тем как разлить алкоголь, он достает еще нож и тарелку. — Но сначала, — он поднимает вверх наполненную до краев рюмку, — предлагаю выпить. За ваш успешный побег и долгожданный момент истины.

Шон сидит, скрестив на груди руки, и, по всей видимости, пить водку не намерен. Я чувствую, что ему очень хочется схватить мужчину за грудки и вытрясти из него всю информацию. Пытаюсь немного успокоить его, поглаживая по плечу. Неразумно угрожать единственному человеку, предложившему нам помощь.

Пока мы жуем, по правде говоря, без особого аппетита, Василий опорожняет полбутылки водки, сообщив, что знал меня еще ребенком. Якобы даже был в нашем доме постоянным гостем.

— Почему я этого не помню? — недоумеваю я.

Его лицо мрачнеет.

— Потому что тебе стерли часть памяти.

— Что?.. — я в ужасе таращусь на него.

Василий шумно вздыхает.