На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сам Бог говорит вашими устами, государь, — воскликнули в один голос кардинал и королева и начали излагать Франческо свой план нового государственного переворота.

Неизвестно, проснулась ли на минуту искра энергии в душе молодого короля, или же он действовал под импульсом каких-нибудь мистических внутренних влияний, одному ему известных, но только на этот раз Франческо II почти без всякого сопротивления согласился взять на себя главную роль в приготовленной Марией-Терезией фантасмагории.

Далеко за полночь вышли кардинал и королева из кабинета Франческо. Оставшись одни, они обменялись многозначительными взглядами. Кардинал выразительно указал глазами вверх.

Однако, всем этим мудреным затеям суждено было погибнуть, так сказать, еще в утробе матери, не увидав божьего света.

Глава XVI. Гарибальдийцы в Неаполе

На другой день утром Мария-Терезия снова отправилась к королю. Вчерашняя энергия и решимость Франческо II показались ей до такой степени странными, что она мало доверяла их прочности.

Но, несмотря на раннюю пору, король был не один. У него сидел высокий старик с окладистой бородой и большим орлиным носом. При виде бороды, считавшейся тогда в Неаполе признаком неблагонамеренности, чуть не принадлежности к карбонариям, Мария-Терезия сделала недовольную гримасу. Когда же она узнала, что этот старик никто иной, как сам Либорио Романо, то первой ее мыслью было выйти из кабинета, чтобы не осквернить себя близостью к этому богоотступнику и исчадию сатаны. Однако ж женское любопытство удержало ее. Зачем бы мог явиться сюда этот сорванец так рано?

Король очень скоро рассеял ее недоумения.

— Наш любезный министр оказал сегодня великую услугу отечеству, — сказал Франческо. — Он открыл заговор нескольких реакционеров, тем более преступный, что он прикрывался нашим именем!

Королева вздрогнула. Неужели всё опять погибло!

— Заговор? — спросила она, стараясь казаться изумленной.

Король попросил Либорио повторить свой рассказ.

Оказалось, что задуманное Марией-Терезией дело окончательно погибло вследствие измены типографщика, печатавшего у себя тайком вышеупомянутую прокламацию от имени народа к королю.

Начались восклицания удивления, порицания, негодования. Королева сыграла свою роль отлично, хотя трудилась совершенно напрасно: не только Либорио Романо, но последний неаполитанец не поверил бы всем ее клятвам, — до такой степени все были убеждены, что она должна быть душой всех реакционных попыток.

Через полчаса весь Неаполь только и говорил, что об этом заговоре. Никто, впрочем, не придавал ему серьезного значения. Будет ли Франческо королем конституционным или абсолютным — дни его царствования всё равно сочтены. На другой день о предполагаемом роялистическом заговоре забыли, как о вещи давно минувшей. Глаза всех снова устремились на юг, на Калабрию, по которой, подобно горной лавине, катилось войско Гарибальди, очищая себе путь.

Ежедневно чья-то невидимая рука наклеивала на стенах домов, на фонарных столбах и общественных монументах печатные бюллетени об успехах диктатора.

Двадцатого августа он высадился с несколькими батальонами на южной оконечности полуострова, у Мелито[339]. На другой день он взял приступом Реджио — форт, защищающий Мессинский пролив, и прочно утвердился на калабрийском берегу.

С этой минуты последний час бурбонского правительства пробил.

Высадка Гарибальди была точно сигналом к всеобщему движению. Горная Калабрия покрылась партизанскими отрядами. Города один за другим, при первом слухе о его приближении, присоединялись к движению. Королевская армия, окруженная со всех сторон врагами, лишенная припасов, которые отнимались у нее партизанами, знающая, что ей не на кого положиться, деморализировалась окончательно. Это было уже не войско, а жалкий сброд людей, ожидавших только случая заключить «почетную капитуляцию», так что весь поход от Реджио до Неаполя был скорее торжественной военной прогулкой, чем рискованным и опасным вторжением во владения короля-Бомбы[340].

Двадцать третьего диктатор послал в Сицилию одного из своих адъютантов с известием о поразительных событиях в Калабрии и с приказанием приступить немедленно ко всеобщей переправе.