— Господа, — сказал он, — вы знаете настоящее положение дел и то, зачем я вас призвал. Говорите же!
Он замолчал и апатично стал смотреть в землю.
Никогда тронная речь не была так коротка, но она, вероятно, произвела очень сильное впечатление на присутствующих, потому что все молчали, точно погруженные в глубокие размышления. На самом же деле каждый давно знал, что ему сказать.
Но давать высоким особам унизительные советы так неприятно, что всякий хотел предоставить эту обязанность другому.
Король обвел глазами присутствующих. На лице его мелькнуло выражение досады, которое отразилось на лицах его советников в виде суетливого беспокойства.
Сделав полукруг слева направо, королевский взгляд остановился на военном министре Пианелле, сидевшем по правую сторону его. Не смея ослушаться этого безмолвного приказа, министр встал с печально опущенной головой.
— Государь, — сказал он, — на мою долю выпала тяжелая обязанность. Но преданность моя вам, государь, не позволяет мне скрывать истину. По моему мнению, состояние армии не позволяет защищать Салерно. Этот богатый город, со всеми своими запасами и складами, должен быть оставлен как можно скорей. Капитуляция, а может быть и измена Калдарели делают невозможною защиту салернской позиции теми войсками, которые еще остались там. Подкрепления же послать мы не успеем, потому что враги наши наверное нападут раньше, чем это подкрепление достигнет своего назначения. Мы рискуем потерпеть еще одно поражение, пожалуй, более тяжкое, чем все предыдущие. Между тем, отступив к Неаполю и соединившись с гарнизоном города и гвардией, они, быть может, еще будут в состоянии остановить дерзкого авантюриста.
Король кивнул головой — не с выражением согласия, а в знак того, что он выслушал своего министра, и перевел взгляд на его соседа. Это был генерал Боско, разбитый при Милаццо, но произведенный в генералы за то, что
— Ваше величество, я вполне разделяю мнение господина министра и с своей стороны думаю, что поражение Гарибальди под Неаполем — дело не только возможное, но даже несомненное. В своей бешеной погоне за легкими победами, дерзкий авантюрист растянул свои силы по всей линии от Реджио до Сапри и наверное растянет еще больше, приближаясь к Неаполю. Таким образом, нам придется иметь дело только с головой его колонны.
Очередь говорить была за Кутрофиано.
— Государь, — сказал он, — я понимаю все выгоды плана моих почтенных товарищей и очень хотел бы разделить их мнение, но я позволяю себе спросить их, подумали ли они о том, возможно ли давать решительное сражение, от которого зависит судьба монархии, имея за спиной такой город, как Неаполь? Кто поручится, что он не восстанет по примеру прочих городов и не ударит в тыл сражающимся? Не так ли был взят город Палермо, а затем и Реджио? Скажу больше: возможно ли, чтобы в городе с полумиллионным населением не нашлось нескольких десятков тысяч сторонников Гарибальди, когда администрация и все члены министерства, кроме двух доблестных мужей, здесь присутствующих, покровительствуют им?
— Что же вы мне предлагаете? Покинуть совсем столицу и отказаться от власти? — прибавил Франческо с горечью.
— Покинуть столицу — да; но именно для того, чтобы сохранить власть. Войско остается преданным вам, государь; на него вы можете положиться. Соберите же его вокруг себя, удалитесь в северные провинции и там дайте битву, которая решит участь королевства. Там всё будет на вашей стороне, здесь всё против нас. Таково мое мнение!
— Но, покидая столицу, король тем самым отказывается от престола! — вскричал Боско. — Он делается уже только претендентом, а королем становится Виктор-Эммануил. Наконец, овладев Неаполем, Гарибальди может увеличить свои отряды впятеро и организовать из них настоящее войско.
— На это у него не хватит времени. Он должен будет спешить окончить военные действия, чтобы не допустить дипломатического вмешательства, которого он так боится. Его положение будет еще затруднительнее, чем было в Палермо.
Боско хотел опять что-то возразить, но король остановил его знаком и, обращаясь к де Мартино, сказал:
— Но мы еще не слышали, что думает старый друг нашей матери. Выслушаем его мнение.
Де Мартино был действительно другом Марии-Христины[348], которая избрала его воспитателем своего сына Франческо[349], и всё, что было в молодом человеке хорошего, всё это являлось в нем благодаря его воспитателю. В первый год царствования Франческо II де Мартино пользовался большим влиянием при дворе. Но вскоре его оттеснила партия Марии-Терезии, т. е. крайних реакционеров, и он был призван к участию в управлении делами государства только за несколько дней перед гибелью правительства.
— Государь, — сказал де Мартино, поднимаясь, — мнение мое будет слишком тяжело выслушать и вам, и всем здесь присутствующим, поэтому прошу разрешения не высказывать его.
— Говорите! — мрачно сказал король. — Мне столько раз приходилось выслушивать ложь, что я рад выслушать хотя бы самую горькую правду.
ebooksa