На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан,

22
18
20
22
24
26
28
30

Во время краткого спича генерала он один сохранял хладнокровие. Хозяин трепетал от страха, потому что не мог не заметить, что гроза готова разразиться. Гости трепетали от негодования и от нетерпения дать всему этому какой-нибудь выход. Розалино один обводил спокойным взглядом всех присутствующих, как полководец обводит поле битвы, и соображал. Взрыв должен был произойти неминуемо — это он видел по лицам присутствующих. Нужно было направить его так, чтобы он не был холостым выстрелом, который только спугнул бы дичь. С быстротой и решительностью военного вождя, он обдумал свой план и в ту же минуту приступил к его исполнению. Он решил тоже провозгласить тост, но не за Бурбонов, а за Гарибальди, не за сохранение бурбонского правительства, а за его истребление. Он знал, как будет принят его тост, и намеревался воспользоваться всеобщим возбуждением, чтобы тотчас же арестовать генерала, и затем, пользуясь смятением, которое неминуемо должно было произойти от исчезновения наместника, забить в набат по всем колокольням и звать народ к восстанию.

— Генерал! — начал он, — Я тоже хочу провозгласить тост.

Но в эту минуту дверь с шумом отворилась и в комнату влетел Сальцано.

— Гарибальди под Палермо! — вскричал он.

Невозможно описать впечатления, произведенного этими словами.

Ланца опрометью бросился из залы, сопровождаемый комендантом Палермо и его сбирами. Пило, Мокарда, братья Бруно и прочие гости хотели последовать за ними на улицу, но Мерлино с улыбкой остановил их.

— Не беспокойтесь, господа, — сказал он. — Фальшивая тревога! Это всё моя работа. Я послал подложный донос от одного очень хорошо мне известного полицейского сыщика. В доме, куда я направил сбиров, они должны были найти как будто нечаянно забытые только что бежавшими оттуда людьми бумаги, из которых сбиры заключили бы, что сегодня ночью Гарибальди нападет на Палермо, а палермитанцы восстанут, чтобы подать ему помощь изнутри.

Волнение заговорщиков вмиг прекратилось. Трагичное и комичное иногда так близко касаются друг друга.

— Однако, — сказал Пило, — нам нечего терять времени. Сальцано — старый волк. Он ошалел, но когда очнется, то, я убежден в этом, он вспомнит, что видел меня здесь, так как наши глаза даже встретились. И тогда он постарается вознаградить себя за то, что его так провели.

— Ваша правда, — сказал Мерлино. — Перейдемте в маленький кабинет. Мои предки укрывали там когда-то Джованни Прочиду от ищеек Карла Анжу[284] и устроили нарочно для него скрытый ход к морю, через который он мог бы во всякое время скрыться. Мы там совершенно безопасны, так как всегда можем воспользоваться этим ходом.

И тотчас все перешли в небольшую комнатку, находившуюся в первом этаже старинного дома.

Когда все уселись, Пило заговорил первый:

— Господа, — сказал он, — времени терять, во всяком случае, нечего. Если Сальцано и не сможет нас арестовать, то помешать нашим переговорам он всегда будет иметь возможность. Поэтому приступим к делу немедленно и будем кратки. Я видел Гарибальди в ночь после битвы при Калатафими. Состояние духа его армии превосходное, но численность невелика. По последним известиям, у него не наберется и четырех тысяч солдат. В одном же Палермо сосредоточено двадцать четыре тысячи человек регулярного войска. Вы это знаете. А между тем столица Сицилии должна быть взята во что бы то ни стало. Гарибальди приказал мне спросить от его имени, на что он может рассчитывать с вашей стороны.

— Весь народ ждет только сигнала, чтобы сбросить с себя ненавистное иго, — вскричал Темперино, член комитета восстания.

Прочие повторили те же заверения.

— Прекрасно, — сказал Пило. — Но нужны цифры и пункты…

— Слово за вами, потому что ваша голова наполнена цифрами, — улыбаясь, сказал Ла Порта одному из своих товарищей по комитету, Мариуци.

Это был человек лет тридцати пяти, служивший секретарем в муниципальном совете, а в комитете исполнявший должность справочной книги, архива и канцелярии.

Мариуци вынул из кармана план города Палермо и, развернув его на столе, начал:

— Невозможно определить точно пунктов, еще невозможнее дать точные цифры — вы это сами знаете, друг Пило. Могу указать вам только размеры и пределы наших надежд.