Уэллс. Горький ветер

– Удивительный вы человек. Вы готовы, кажется, к любому повороту событий. А как вы будете готовы к такой новости? Сразу после окончания нашего разговора вас препроводят в тюрьму Брикстон для выяснения обстоятельств вашей причастности к сегодняшнему террористическому акту. Иначе назвать это безумие на улицах я не могу, причем направленный на подрыв государственных устоев.

Произнося эти слова, Флумен внимательно следил за лицом Уэллса. Он ловил каждый его жест, каждое движение, испытывал его, проверял на прочность. Но Гэрберт был чертовски крепким орешком. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он смело выдержал взгляд Флумена.

– Если вы считаете, что мой арест поможет разобраться в этой ситуации и ликвидировать ее, я готов отдать себя в руки правосудия, – спокойно произнес он. – Однако в таком случае я настаиваю на участии в данном процессе моего адвоката, а также на выдвижении официальных обвинений, которые мы могли бы оспорить в суде.

– Скажите, господин Уэллс, как давно вы работаете над веществом кейворит? – спросил Флумен.

– Последние несколько лет я вел кабинетные исследования. Время от времени проводил полевые испытания. К серьезным экспериментам я приступил несколько месяцев назад.

– Хорошо. Как вы считаете, к злоумышленникам мог попасть ваш кейворит? Или кто-то еще параллельно работал над препаратом, похожим по своим действиям и функционалу на ваш кейворит?

– Я не могу исключать, что кто-то еще мог взяться за эксперименты в области полетов живых объектов, но и утверждать подобное не стану. Мои же запасы кейворита предположительно на месте. Я не успел проверить все запасы, ваши люди прервали меня. Но я очень сомневаюсь, что кто-то мог похитить у меня кейворит, потому что широкой публике о нем ничего не известно.

– Как же, как же, позвольте. Но вот у меня тут, – с этими словами Фулмен извлек откуда-то из-под стола толстую кожаную папку, раскрыл ее и прочитал с верхнего листа, – свидетельские показания преподобного отца О’Рэйли, который утверждает, что был свидетелем ваших экспериментов с левитацией. Также у меня имеются показания почтового служащего Джона Уотсона, отставного полковника медицинской службы, который свидетельствует, что сам стал объектом вашего эксперимента. Вы заставили его взлететь, цитирую. Так что ваши утверждения, что публике о кейворите ничего не известно, можно считать необоснованными.

Флумен закрыл папку и отодвинул в сторону от себя.

– Что вы скажете на это?

– Мне нечего сказать. Могу лишь подтвердить, что преподобный и почтальон правда были свидетелями моих экспериментов, но они не знали и не могли знать, в чем состоит их суть. Поэтому их знания и свидетельства ничтожны.

– Хорошо. Значит, вы пока не можете засвидетельствовать неприкосновенность своих запасов кейворита. Тогда вы не будете против, если в присутствии моих людей проверите их. Чтобы убедиться, что утечка произошла не с вашей стороны.

– Не имею никаких возражений, – хладнокровно ответил Уэллс.

– Скажите, хочу узнать ваше мнение, а как вы относитесь к работам господина Эдисона? Не могли ли его специалисты изобрести препарат, сходный по характеристикам с кейворитом?

– Я с уважением отношусь к господину Эдисону. Хотя его политические взгляды не разделяю, – холодно ответил Уэллс.

– Политические взгляды… кхм… это интересно. Почему вы заговорили о политике? Уж не считаете ли вы, что за всем этим летающим зоопарком стоит какая-то политическая сила?

– Кажется, это вы некоторое время назад сказали, что теракт направлен на разрушение основ британской государственности, – парировал Уэллс.

– Вы правы, – широко улыбнулся Флумен. – И еще вопрос, надеюсь, вы позволите. Люди, стоящие за этими полетами наяву, могли ли черпать вдохновение в ваших идеях идеального общества в единой планетарной стране Космополисе?

– Не вижу никакой связи, – Уэллс весь подобрался.

Свои философские идеи об обществе будущего он высказывал в присутствии самых близких людей, которые входили в негласный дружеский клуб «Ленивцев». Только люди, которым он доверял, как себе самому, могли слышать о Космополисе, а тут Флумен ясно дал понять, что ему все известно. Мне и самому было любопытно, откуда. Ведь я ни словом не обмолвился о баре «Айдлер», где любили заседать члены клуба «Ленивцев», в число которых я также был посвящен. Меня также интересовало, кому был направлен этот вопрос. Отчего-то мне казалось, что он больше адресовался мне, чем Уэллсу. Флумен, хитрая лиса, таким образом давал мне понять, что ему все известно о «Ленивцах» и моем участии в клубе, и, стало быть, о том, что я не все о деятельности Гэрберта Уэллса докладываю ему.