– Но они ведь не виноваты, что их обратили.
– Я знаю. Мы сделаем все возможное, чтобы их не пришлось убивать. Но из того, что я о них слышал, у нас не слишком богатый выбор.
– Помнишь агента Уилсона? – спросила вдруг Мёрфи.
– Федерала, которого ты застрелила, когда он насел на меня?
Взгляд Мёрфи вспыхнул на мгновение.
– Угу. Он преступил закон, чтобы убрать тех, до кого не мог дотянуться. Мы ведь сейчас перед таким же выбором стоим.
– Нет, не так, – возразил я.
– Не так? Почему?
– Потому что эти – уже не люди.
Мёрфи нахмурилась.
Я поразмыслил как следует:
– А если бы они и оставались людьми – подумай, с учетом угрозы, которую они собой представляют, это поменяло бы что-нибудь?
– Не знаю, – призналась она. – Это-то меня и пугает.
Сколько я с ней знаком, Мёрфи всегда защищала закон. У нее хватало своей головы на плечах, чтобы отличать добро от зла, правду от кривды, и все-таки главным для нее всегда оставался закон. Она верила в него – в то, что это лучший способ помогать и защищать тех, кто рядом с ней. Верила в то, что власть закона, пусть и несовершенного, абсолютна. Почти свята. Закон был краеугольным камнем, на котором зиждилась ее сила.
Однако несколько лет контактов с миром тьмы дали ей понять, что в отношении самых злобных и опасных граней нашего мира закон глух и слеп. Она сама видела хоронящихся в тени существ, извращавших закон, обращавших его против тех, кого она поклялась защищать.
Вера ее подверглась сильному испытанию; в противном случае она вряд ли подумала бы даже о возможности выйти за рамки своих полномочий. И она это понимала.
Это знание дорого ей обошлось. Глаза ее оставались сухими, но я-то понимал, что слезы просто прячутся внутри: она оплакивала смерть своей веры.
– Я не знаю, как правильно поступать, – сказала она.
– Я тоже, – признался я. – Но кому-то же надо что-то делать. И кроме нас, никого поблизости нет. А выбор у нас такой: или действовать, или скорбеть на всех похоронах, что грядут, если мы не сделаем этого.
– Угу, – кивнула Мёрфи. Она медленно, почти медитативно вздохнула. – Пожалуй, мне нужно было услышать эти слова, произнесенные вслух. – Взгляд ее просветлел, хотя ничего доброго он не обещал. – Идем. Я готова.