Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

22
18
20
22
24
26
28
30

Мыш вывалил язык в широкой собачьей ухмылке и вильнул хвостом.

– Ох, заткнись, – буркнул я ему и закрыл дверь.

В душе действительно шумела вода. Я насыпал еды Мышу и Мистеру, и пес немедленно расправился со своей порцией.

– Уж собаку-то, черт подери, мог бы накормить, – буркнул я и полез в холодильник.

Я порылся в нем, потом еще, но того, чего искал, так и не нашел, и это стало последней каплей. Раздражение сменилось жгучей злостью, и я захлопнул дверцу холодильника, готовый на все.

– Эй, – послышался у меня за спиной голос Томаса. – У нас пиво кончилось.

Я повернулся и испепелил моего единоутробного брата взглядом.

Ростом Томас шести футов с гаком, и по прошествии года, поразмыслив, я могу сказать, что он в чем-то похож на меня: острые скулы, вытянутое лицо, волевая челюсть. Вот только тот неземной скульптор, что придал нам обоим схожие черты, в отличие от моего случая не доверил окончательную отделку своему подмастерью или еще кому. Я вовсе не считаю себя некрасивым, но Томас… Томас словно сошел с картины, изображающей забытое античное божество. Волосы у него длинные, такие темные, что свет застревает в них, и они вьются даже сразу после душа. Глаза его цвета хмурого неба, а мускулатура безупречна без малейших стараний с его стороны – зарядки или еще чего-то подобного. Одет он был так, как обычно ходил дома: в джинсах, голый по пояс. Помнится, как-то раз он в таком виде открыл дверь девице-проповеднице, и та набросилась на него в облаке разлетевшейся стопки дешевого издания «Сторожевой башни». Очень любопытные следы от своих зубов оставила она на его теле.

Целиком винить в этом девушку было бы неправильно. Томас унаследовал кровь отца – вампира Белой Коллегии. Говоря проще, Томас – хищник, питающийся психической энергией людей, которую проще всего высасывать из них с помощью секса. Эта составляющая его личности окружает его этакой аурой, заставляющей женщин оглядываться в его сторону. Стоит Томасу щелкнуть невидимым включателем своей сверхъестественной привлекательности, как женщины буквально не в силах ему отказать. А ко времени, когда он начинает кормиться, у них и желания такого – отказать – уже не возникает. Он их, конечно, убивает, кормясь самую малость, но убивает, впрочем он делает это по необходимости, чтобы оставаться в здравом уме, и следит за тем, чтобы не кормиться на одной женщине больше одного раза.

Такая осторожность ему нужна позарез: те, кого Белые вампиры выбирают в качестве пищи, получают от этого процесса несказанное наслаждение и довольно быстро превращаются в безвольных рабов. Однако Томас никогда не доводит своих до этого. Он уже совершил однажды такую ошибку, и женщина, которую он любил, передвигается теперь в инвалидной коляске, пребывая по его вине в бездумной эйфории.

Я стиснул зубы и напомнил себе, что и Томасу приходится нелегко. Потом напомнил себе, что слишком повторяюсь, и посоветовал себе заткнуться.

– Сам знаю, что нету пива, – буркнул я. – И молока. И колы.

– Гм, – отозвался он.

– И я вижу, у тебя не нашлось времени покормить Мистера и Мыша. Ты хоть выводил пса погулять?

– Еще бы, – обиделся он. – Я имею в виду… гм… Я выводил его утром, когда ты уходил на работу, помнишь? Вот тогда я и встретил Энджи.

– Еще одну любительницу побегать трусцой, – хмыкнул я, снова превращаясь в Каина. – Ты же обещал не таскать сюда незнакомых девиц, а, Томас? Да еще на моей гребаной кровати! Адские погремушки, чувак, ты только посмотри, что за свинюшник!

Он честно посмотрел и изменился в лице, – похоже, он и правда только сейчас заметил это.

– Вот черт. Извини, Гарри. Это… Энджи – она, право же… скажем так, страстная как не знаю кто, и она… гм… спортсменка, и я не заметил, что…

Он замолчал и, подобрав с пола «Ангелов-хранителей» Дина Кунца, попробовал разгладить залом на обложке.

– Да уж, – криво усмехнулся он. – Погромили так погромили.