– Мне нужно, чтобы вы рассказали мне об этом.
Он покачал головой:
– Послушайте, я не хочу лишиться работы.
Я тоже понизил голос:
– Вы полагаете, что, рассказав мне, вы рискуете этим?
– Возможно, – согласился он. Затем распахнул куртку и расстегнул пару пуговиц на рубахе. Он приоткрыл ее совсем немного, но достаточно, чтобы я разглядел под ней кевларовый бронежилет. – Видали? Нам в «скорой» приходится ходить вот так, потому что время от времени в нас стреляют. Гангстерские разборки, вот какая штука. Мы приезжаем, чтобы их спасать, а в нас стреляют.
– Нелегко, должно быть, – осторожно заметил я.
Он покачал головой:
– Я-то справлюсь. Но многие не выдерживают. И когда вдруг начинает казаться, что у тебя крыша поехала от напряжения, тебя просто выставляют. Стоит пройти слуху, что я рассказываю всякие байки о сказочных штуках, которые видел, и суток не пройдет, как мне припаяют психическое расстройство.
Он повернулся, чтобы уходить.
– Подождите, – сказал я и тронул его за руку. Я не хватал его за рукав. Не стоит хватать за рукав бывших морских пехотинцев, если хочешь, чтобы пальцы у тебя остались на месте. – Послушайте, мистер Ламар. Я только хотел услышать об этом от вас. Я не собираюсь никому это передавать. Я не репортер и не…
Он задержался у занавески.
– Вы чародей, – сказал он. – Я видел вас однажды по телику у Ларри Фаулера. Вас считают психом.
– Угу, – кивнул я. – Поэтому даже если я расскажу кому-нибудь о вас, мне не поверят. Но я не расскажу.
– Это ведь вас арестовали у нас в родильном отделении несколько лет назад, – сказал он. – Вы вломились сюда, когда у нас свет вырубался. Вас обнаружили в погромленной палате среди всех этих младенцев.
Я сделал глубокий вдох:
– Угу.
Ламар помолчал немного.
– Знаете, за год до того у нас была самая высокая смертность новорожденных по стране. В среднем один случай за десять дней. Никто не мог этого объяснить.
– Этого я не знал, – признался я.