Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

22
18
20
22
24
26
28
30

Сказанное в полной мере проявилось и в Астраханской губернии.

Для начала выяснилось, что у монархии нет сторонников. Совсем. Черносотенные организации исчезли в течение считанных часов. Генерал-губернатор и начальник полиции выразили полную уверенность в том, что пригодятся и республике. Решение об их аресте было принято не вышедшими из подполья революционерами, а их же коллегами, офицерами Астраханского казачьего войска, которые надели красные банты и во главе со своим атаманом под звуки «Марсельезы» пошли на митинги, причем возглавив их.

Столь же стремительно выяснилось, что простой народ, живущий в селах, не так уж крепко воцерковлен, а по отношению к церковнослужителям настроен довольно критично, если не агрессивно. Огосударствление церкви сослужило ей плохую службу. Многие миряне воспринимали духовных отцов как доносчиков и соглядатаев и приступили к их активным задержаниям. Страдали и вполне невиновные, добросовестные люди.

При этом влияние религии оказалось тем слабее, чем ближе та или иная конфессия находилась к государству. Поэтому мусульмане, старообрядцы и лютеране обошлись без особых проблем, а РПЦ погрузилась в кризис. Поддержка в обществе у нее оказалась крайне слабой. Показательно, что решение об изъятии церковных земель и их разделе принимали не только крестьяне, но и казаки, включая руководство Казачьего войска.

Моральный крах старых институтов – монархии и церкви – сопровождался сложным периодом низовой трансформации. Общим посылом стала абсолютизация требований. Люди не хотели иметь над собой никакого государства и не собирались ждать.

Общая децентрализация, сопровождавшая распад империи, не выдержавшей испытаний мировой войны, обострила противоречия и на Нижней Волге.

Начиная с весны 1917 года быстро набирало силу и структурировалось рабочее движение. Работники, добиваясь повышения зарплаты и улучшения условий труда, осваивали искусство переговоров и самоорганизации. Принципиально важной точкой стало создание Союза Союзов – объединения астраханских тред-юнионов. Далеко не всегда оно поддерживало требования бастующих, стремясь к соблюдению баланса в уровне зарплаты между разными отраслями и оценивая риски экономической дестабилизации. Союз Союзов и его лидеры, в первую очередь Александр Трусов, Павел Унгер и Федор Трофимов, проявляли реальную ответственность, заключающуюся в умении определить риски и грамотно выстроить стратегию. Определив задачи, профсоюзы неуклонно шли к их достижению. Сентябрьская забастовка 1917 года стала событием, обеспечившим выход профсоюзов на новый уровень рабочей солидарности.

Иначе обстояло дело с солдатскими гарнизонами. Процесс разложения военной дисциплины сопровождался стихийными бунтами и погромами. Еще в апреле центр города оказался захлестнут продовольственными волнениями, к которым присоединились солдаты и по итогам которых подал в отставку губернский комиссар Иван Бирюков. В июне и июле солдаты вновь вышли в центр города, парализовав все органы власти, а сентябрь был отмечен разгромом винных складов и многодневными перестрелками.

Еще сложнее обстояло дело на селе. Казаки заявили о необходимости изъять церковные земли. Крестьяне же начали захват не только церковной, но и казачьей земли. Обострились противоречия между русскими, калмыками и киргизами. Вспыхивали массовые драки между жителями соседних русских сел, имевших разные представления о распределении земли и водных ресурсов.

Массовое насилие захлестнуло губернию. Газеты той поры заполнены сообщениями об убийствах, грабежах и налетах. Население отвечало самосудами.

Рассыпалась и без того слабая и символическая сеть учреждений образования и здравоохранения. Крестьянские сходы заявляли, что они отказываются тратить свои деньги на содержание больниц и школ. Сформированные на этой волне уездные власти прекращали всякое финансирование, прямо заявляя, что если городским властям нужны врачи и учителя, то Астрахань и должна о них заботиться, а для села это лишнее.

Единственными реальными стабилизирующими факторами были Советы и казачество. Отличие между ними заключалось не только в политических взглядах, но и в том, что социальная база Советов была намного шире. Казачье сословие охватывало только 4 % населения, между тем как Советы возникали повсюду и расширяли свое влияние.

Именно Советы смогли пресечь стихийные бунты в апреле, июне-июле и сентябре. Резонно, что у их активистов возникала мысль о взятии всей полноты власти. В начале сентября 1917 года конференция фабзавкомов заявляет о поддержке лозунга «Вся власть – Советам!».

На этом фоне происходит усиление левых тенденций у социал-демократов и эсеров. С отставанием, но все же возникают организации большевиков и левых эсеров. Стоит подчеркнуть, что большевистская организация в Астрахани заявляет о себе в полном смысле этого слова только в начале октября, избегая до того резкого размежевания с меньшевиками.

Что до казачества, то внутри сословия усиливался явный разрыв между рядовыми станичниками, особенно молодежью, и Правлением войска. Не имея социальной опоры, руководство Правления могло обеспечить свой успех только через прямую репрессивную диктатуру, которая не могла быть эффективной ввиду явного несоответствия ресурсов и цели.

При этом главный расчет основных политических сил был на то, что коренные вопросы о власти будут решены в Центре. Губисполком после очередного бунта и избиения комиссара Склабинского перешел под контроль эсеров, но реально уже не обладал властью. Шли поиски новой конструкции, в основном в ожидании Учредительного собрания.

25 октября в Петрограде большевики взяли власть. Вскоре к ним присоединилась левая часть расколовшихся эсеров. В этих условиях губисполком более не мог существовать, так как давно уже не имел реальных властных ресурсов, а с бегством премьера Керенского и падением Временного правительства потерял еще и легитимность. Спустя неделю астраханские правые и левые социалисты договорились о создании объединенного правительства – Комитета народной власти.

Комитет народной власти стал уникальным примером формирования широкой левой правящей коалиции. Единственной аналогией подобного соглашения можно назвать Дальневосточную республику (ДВР). Но между КНВ и ДВР есть существенные отличия. Во-первых, если ДВР была организована уже на исходе Гражданской войны как коалиция патриотических сил, направленных на отражение японской экспансии, то КНВ был создан спустя месяц после Октябрьского переворота как временный компромисс, достигнутый до установления легитимной и полновластной структуры в Центре. Во-вторых, если органы власти ДВР включали в себя весь спектр политических сил от большевиков до кадетов, то КНВ оставил за бортом кадетов и торгово-промышленные круги, а левый блок был представлен только ленинцами и левыми эсерами. В-третьих, если органы ДВР были избраны населением путем всеобщего, равного и прямого голосования, то КНВ был сформирован как коалиция через представительство городской Думы, левых партий, профсоюзов и т. д.

Таким образом, КНВ можно назвать специфичным органом власти в России периода революции и Гражданской войны. Его ликвидация была обусловлена не столько внутренними, сколько внешними причинами. Левые эсеры в Петрограде вошли в союз с большевиками, и двум левым партиям в Астрахани, которые фактически контролировали КНВ, не было смысла воздерживаться от прямого провозглашения советской власти.

Январские события 1918 года продемонстрировали, насколько узкой в тот период была социальная база контрреволюции. Руководителям мятежа приходилось идти на прямой обман рядового казачества, выпуская не соответствовавшие действительности сообщения о взятии ими Астрахани под контроль. Обладая бесспорным преимуществом в военном отношении – от боевого опыта до превосходства в пулеметах и особенно орудиях, – мятежники встретились с массовой мобилизацией рабочих и жителей окрестных сел, завязли в двухнедельных боях и потерпели полное поражение. Рядовое казачество прямо отказало им в поддержке, а в последние дни открыто высказалось за власть Советов и арестовало атамана и его ближайшее окружение.