В современном информационном пространстве голос Церкви очень часто превращается в
2. «Свет мира»
Образы света и свечи продолжают и расширяют ту же тему, для раскрытия которой был использован образ соли. Тема света – о дна из центральных в проповеди Иисуса, как она передана в Евангелии от Иоанна. В беседе с Никодимом Иисус говорит о Себе как о свете, который
Свет – важнейший символ во многих религиозных и философских традициях. В Новом Завете, в том числе в корпусе Иоанновых писаний, термин «свет» часто применяется по отношению к Богу. О каком свете говорит Иисус, когда призывает Своих учеников:
Характерно, что, применяя образ света к Своим ученикам, Иисус говорит не о естественном солнечном свете, а о свете светильника. Русский перевод не вполне точно передает греческий текст, употребляя термины «свеча» и «подсвечник». В греческом тексте употреблены слова λύχνος и λυχνία, означающие, соответственно, светильник (лампу) и подставку для такого светильника[173]. Светильники употреблялись в ночное время и представляли собой сосуды с маслом, в которые вставлялись фитили; перед тем как зажечь светильник, надо было убедиться, что в нем есть масло, и поправить фитиль (Мф. 25:3–4, 7). Зажженный фитиль озарял помещение достаточно тусклым светом, если только светильников не было много. Светильники, разумеется, никогда не ставили под сосуд или под кровать (Мк. 4:21): они ставились на видное и возвышенное место, откуда они могли освещать весь дом. Во времена Иисуса дом небогатого человека (а именно таковых было большинство среди слушателей Иисуса) состоял из одной комнаты, в которой жила вся семья.
Притча о десяти девах
Говоря в притче о женщине, потерявшей драхму, Иисус использует тот же образ: она зажигает светильник (λύχνος) и начинает мести комнату, пока не найдет монету (Лк. 15:8). Образ светильника (λαμπάς) играет важную роль в притче о десяти девах (Мф. 25:1–13).
В том же наставлении Иисус использует образ города, стоящего на вершине горы. Как известно, древние города очень часто строились на возвышенности. Делалось это не из эстетических соображений, а для того, чтобы обезопасить их жителей от неприятеля. Построенный на возвышенности город, обнесенный высокими крепостными стенами, был отовсюду виден, но был менее уязвим, чем город, расположенный в низине. Однако думается, что Иисус в данном изречении имел в виду лишь один аспект из всего богатого семантического спектра данного образа. Город, стоящий на возвышенности, не может укрыться от человеческого взора (Мф. 5:14). Так и последователи Иисуса – они у всех на виду, по ним судят о Его учении и о Нем Самом. Своими добрыми делами они призваны являть людям Отца Небесного, Которого Иисус явил Своей личностью и Своими делами.
Отметим вслед за рядом современных толкователей, что в Нагорной проповеди Иисус не говорит о призвании учеников к тому, чтобы быть солью земли и светом мира, а о том, что они уже таковыми являются.
В каком смысле здесь употреблено выражение
На это указывает использование термина в других новозаветных источниках, например в Послании к Евреям:
Быть «солью земли» и «светом мира» означает исполнять заповеди Иисуса в практической жизни, являя добрый пример окружающим людям, считает Иоанн Златоуст:
Бог хочет, чтобы мы были полезны не только для самих себя, но и для всех ближних. Итак, если ты отдашь требуемое без всякого спора и суда, то приобретешь пользу только себе. Если же сверх требуемого отдашь и что-нибудь другое, то и соперника отпустишь от себя лучшим. Вот что значит та соль, которой Спаситель желает быть ученикам Своим; она и саму себя сберегает, и сохраняет другие тела, ею осолённые. Вот что значит и тот свет: он светит и самому себе, и другим. Итак, поскольку Господь и тебя поставил в число учеников Своих, то просвети сидящего во тьме; научи его, чтобы он и то, чего от тебя требовал, взял у тебя не насильно; убеди его, что ты не считаешь себя обиженным[177].
Нагорная проповедь.
Дальнейшее содержание Нагорной проповеди станет расшифровкой того смысла, который Иисус вкладывал в понятие добрых дел. К числу таковых относятся, в частности, воздержание от гнева (Мф. 5:21–26), сохранение целомудрия и супружеской верности (Мф. 5:22–32), воздержание от клятв (Мф. 5:33–37), непротивление злу (Мф. 5:38–42), любовь к врагам (Мф. 5:43–47), милостыня, молитва и пост (Мф. 6:1–18), нестяжа-тельность (Мф. 6:19–21, 24–34), борьба со своими недостатками и снисходительность к недостаткам других (Мф. 7:1–5), способность поступать с людьми так, как человек желает, чтобы они поступали с ним (Мф. 7:12). Эти добрые дела в совокупности являют то совершенство, которым обладает Отец Небесный и которым в свою меру призван обладать каждый христианин (Мф. 6:48).
Глава 4. Закон и пророки
В заповедях Блаженства ни одним словом не упоминался закон Моисеев: праведность, к которой призывал в них Иисус, никак не связывалась со следованием букве или духу ветхозаветного закона[178]. Однако следующая за Блаженствами часть Нагорной проповеди посвящена целиком этой теме – важнейшей как для всего новозаветного благовестия, так и в особенности для Евангелия от Матфея. Именно Матфей наиболее тщательно собрал высказывания Иисуса, касающиеся соотношения между Его учением и законом Моисеевым[179]. И не случайно именно его Евангелие содержит Нагорную проповедь, которая отличается от всех прочих новозаветных текстов прежде всего тем, что в ней Иисус формулирует герменевтические принципы, на которых Он строит Свое толкование Торы[180]. Не упраздняя ветхозаветное законодательство, Иисус предлагает такую систему нравственных координат, в свете которой ветхозаветная нравственность приобретает иное
звучание: отныне даже десять заповедей Моисеевых должны прочитываться в свете Нового Завета[181].
Существует мнение, достаточно широко распространенное в современных исследованиях Нового Завета, о том, что Иисус соблюдал иудейские обычаи и объяснял Своим ученикам-иудеям истинный смысл иудейского закона, однако со временем, когда Церковь порвала с синагогой и встала на антииудейские позиции, христианские авторы вложили в уста Иисуса ту критику иудейского закона, которая в действительности не была для Него характерна[182]. Это мнение основывается на той же презумпции недостоверности евангельских повествований, на которой многие современные ученые строят свою аргументацию в защиту необходимости отделения «исторического Иисуса» от «Христа веры», созданного Церковью.
В нашем исследовании мы исходим из презумпции достоверности того, что евангелисты говорят нам об Иисусе. Иного, альтернативного достоверного источника о Его жизни и учении, кроме канонических Евангелий, у нас нет. А потому именно на страницах евангельского текста следует искать ответ на вопрос о том, как в действительности относился Иисус к иудейскому закону: был ли Он лишь одним из многих интерпретаторов закона Моисеева или призывал к пересмотру постановлений закона. Наиболее полный ответ дает раздел Нагорной проповеди, к которому мы теперь обратимся.