Иисус не пытается оправдаться перед Анной и, по сути, уклоняется от беседы с ним, предлагая ему вместо этого допросить свидетелей. Ответ Иисуса бывшему первосвященнику показался одному из служителей настолько вызывающим, что он ударил Его по щеке. Между тем, как отмечает толкователь, «это слова не человека надменного и упрямого, но твердо уверенного в истине своих слов… В самом деле, так как архиерей спрашивал Его об учениках, как учениках, то Он отвечает: Меня ты спрашиваешь о Моих? Спроси врагов, наветников, тех, которые связали Меня: пусть они говорят. Ведь самое несомненное доказательство истины, когда кто призывает врагов в свидетели своих слов»[646].
Отметим, что Анна не спрашивает о поступках Иисуса, например об изгнании торгующих из храма или об исцелениях. Он задает вопрос «об учениках и учении». Почему его могли интересовать ученики Иисуса? Очевидно, он опасался, что у Иисуса много учеников. Это же опасение было в свое время высказано на совещании у первосвященников и фарисеев: «Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. 11:48). Что же касается учения Иисуса, то интерес к нему у Анны объясним: об Иисусе было давно известно, что Он «не только нарушал субботу, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин. 5:18). Одного этого было достаточно для того, чтобы обвинить Его в богохульстве.
В ответе Иисуса первосвященнику («Я говорил явно миру… и тайно не говорил ничего») некоторые ученые видят реминисценцию слов пророка Исаии: «Ибо так говорит Господь… Не тайно Я говорил, не в темном месте земли…» (Ис. 45:18–19)[647]. Другие видят в этом указание на отличие Иисуса от учителей и раввинов Его времени, преподававших тайные, эзотерические учения в приватной обстановке небольшим группам своих последователей[648].
И в начале, и в конце рассказа Евангелист упоминает о том, что Иисус был связан. Возможно, этим обстоятельством, а также усталостью после бессонной ночи, наполненной тяжелыми переживаниями и молитвой до кровавого пота (Лк. 22:4), объясняется нежелание Иисуса отвечать на вопрос бывшего первосвященника. Может быть, Он понимал бессмысленность и ненужность разговора с человеком, который всё равно ничего не решает.
Но над всеми этими сопутствующими обстоятельствами стоит твердое нежелание Иисуса оправдываться: Он хочет быть осужденным, потому что Его цель заключается не в том, чтобы выжить, но в том, чтобы умереть. В какие-то минуты этой долгой ночи Он еще думал о возможности избежать чаши страданий, молился об этом, но теперь Он тверд и непоколебим в Своем намерении дойти до конца и исполнить волю Отца.
Почему слуга ударил Иисуса? Кирилл Александрийский выдвигает гипотезу о том, что ударивший был из числа тех слуг, которые «опечалили начальников», когда вместо того чтобы привести Иисуса связанным, они вернулись со словами изумления: «Никогда человек не говорил так, как Этот Человек». Первосвященники тогда ответили им: «Неужели и вы прельстились?.. Но этот народ невежда в законе, проклят он» (Ин. 7:45–49). Теперь же один из этих служителей, обвинявшийся первосвященниками в том, что уважает Христа, «отклоняя от себя подозрение в благорасположении к Нему… останавливает речь Христа пощечинами»[649].
Не пожелав ответить бывшему первосвященнику, Иисус в то же время не оставляет без ответа то, что сказал ему слуга. В этом факте слуге некоторые современные комментаторы видят противоречие тому, что Иисус говорил в Нагорной проповеди и Проповеди на равнине, призывая подставлять правую щеку при ударе в левую (Мф. 5:39; Лк. 6:29): «В рассказе Иоанна, вместо того чтобы отмалчиваться, Иисус стоит за Себя, и, когда слишком ревностный иудейский служитель ударяет Его за неуважение к Анне, вместо того чтобы подставить другую щеку, Он отвечает с достоинством»[650].
Однако сопоставление рассматриваемого эпизода со словами из Нагорной проповеди и Проповеди на равнине искусственно. Образ щеки из этих речей не следует понимать буквально: он использован метафорически и призван проиллюстрировать основополагающий принцип непротивления злу насилием, невоздаяния злом за зло, отказа от закона справедливого возмездия. Этим принципом Иисус призывал руководствоваться, этот принцип Сам Он последовательно применял в Своей жизни, и тот факт, что Он стоял со связанными руками перед бывшим первосвященником, является наглядным тому подтверждением.
В то же время Иисус призывал «судить судом праведным» (Ин. 7:24), называл блаженными «алчущих и жаждущих правды» (Мф. 5:6), настаивал на Своем праве говорить людям «истину, которую слышал от Бога» (Ин. 8:40). В Евангелии от Иоанна приведено немало случаев, когда Иисус не оставлял без ответа несправедливые, с Его точки зрения, нападки иудеев. И сейчас Он ответил слуге, указав на несправедливость Его поступка. В конечном итоге «сказанное слуге только внешне выглядит как реакция на несправедливое действие, тогда как реальное значение этого в том, что в драме суда Иисус выступает как одновременно невинная жертва и победитель»[651].
Древние толкователи видели в ответе Иисуса слуге первосвященника прежде всего образец кротости и долготерпения, которым должны подражать христиане:
И Он… кротко пристыжает напавшего на Него, сказав, что не подобает бить Того, Кто не изрек ничего неуместного, и… подобающим вразумлением убеждает служителя иудейской гордыни удаляться от их безрассудства в этом деле, получив Сам «зло вместо добра», по написанному (Пс. 34:12), и бесчестившим воздавая добром за зло. Но Господь наш Иисус Христос, даже когда Его ударяют, долготерпит, будучи истинным Богом и Господом земли и неба. А мы, жалкие, «земля и прах» (Быт. 18:27), ничтожные и маленькие, подобные зелени огородной… если когда-либо кто из братьев погрешит словом и скажет что-нибудь хотя и не много оскорбительное, считаем должным, наподобие драконов, бить его и за одно слово ненасытно поражаем его тысячами слов, не оказывая снисхождения человеческому малодушию, не принимая во внимание общую немощь природы, не покрывая свой гнев взаимной любовью друг к другу, не взирая на Самого «начальника и совершителя веры Иисуса» (Евр. 12:2), но стараясь мстить за себя, и притом жестоко…[652]
Допрос Иисуса у Анны, судя по всему, был кратким, и бывший первосвященник, чтобы не терять время, послал Иисуса связанным к своему зятю – действующему первосвященнику. Там должны были состояться основные слушания, там уже собрался синедрион, туда стягивались и многочисленные лжесвидетели.
4. Второе и третье отречения Петра
25Симон же Пётр стоял и грелся. Тут сказали ему: не из учеников ли Его и ты? Он отрекся и сказал: нет. 26Один из рабов первосвященнических, родственник тому, которому Пётр отсек ухо, говорит: не я ли видел тебя с Ним в саду? 27Пётр опять отрекся; и тотчас запел петух.
История трех отречений Петра изложена в Евангелии от Иоанна в целом короче, чем у синоптиков. В частности, Иоанн не упоминает о том, что после того как запел петух, Пётр вспомнил о предсказании Иисуса и, выйдя вон, горько заплакал. Возможно, Иоанн, писавший после других Евангелистов и знакомый с их повествованиями, не стал включать эту важную деталь в свой рассказ по той причине, что она уже была хорошо известна по этим повествованиям.
В то же время у Иоанна мы находим некоторые подробности, уточняющие повествования синоптиков. В частности, у Матфея действующими лицами были две служанки и группа людей, у Марка одна служанка и группа, у Луки – служанка, кто-то другой (мужчина) и еще некто (тоже мужчина). В рассказе Иоанна также действуют одна женщина и двое мужчин. Однако только Иоанн уточняет, что в третьем случае к Петру обратился родственник того раба, которому Петр отсек ухо. Эта деталь выдает свидетельство очевидца.
Евангелисты-синоптики не были свидетелями трех отречений Петра и рассказывали о них с чьих-то слов – вероятно, со слов самого Петра. Автор четвертого Евангелия, напротив, был очевидцем того, о чем пишет. В отличие от других учеников, он хорошо разбирался в иерусалимских реалиях, был знаком с первосвященником, знал по имени по крайней мере одного из его рабов, а о другом знал как о родственнике последнего.
По какой причине Иоанн решил включить рассказ об отречении Петра в свое Евангелие? Очевидно, по той же причине, по которой этот рассказ включен в другие Евангелия. История отречения Петра уже на самом раннем этапе бытия Церкви стала одной из неотъемлемых частей истории Страстей Христовых: эту историю пересказывали друг другу первые христиане еще до того, как она была записана.
На вопрос о том, для чего Евангелисты написали об отречении Петра, Иоанн Златоуст дает такой ответ: