Глубина

Ее рука задрожала. Ей вдруг стало страшно. Стыдно. Ей не подчинялось собственное тело, прикосновения будто жгли ее, и теперь – вот она, жертва, обожженная, обнаженная, израненная. И воспоминания о прошлой ночи – они накатывали солеными волнами, затапливая легкие.

За дверью раздался звук шагов. Вспыхнув, Энни сунула галстук в карман, где он угнездился рядом с брошью.

Первой обязанностью Энни с утра была помощь с завтраком, но до этого ей нужно было успеть приготовить теплое молоко для Ундины. Флетчеры будут ждать – хотя при мысли о том, что она снова окажется рядом с Марком, у Энни едва не подкосились колени. Она поспешила по ступенькам в кухню, где повара уже разогревали огромные кастрюли молока для овсянки. К присутствию Энни уже привыкли, к тому, как она зачерпывала маленькой кастрюлькой чуть-чуть молока, и сегодняшний главный повар, отвечающий за кашу, подвинулся, чтобы дать ей место.

Энни закончила приготовления и, набросив на кастрюльку чехол, на мгновение задержала на нем руки, чтобы согреть их теплом, что просачивалось сквозь стеганую фланель. Затем сунула руку в карман фартука, где хранила брошь Кэролайн Флетчер. Энни нравилось поглаживать ее в течение дня, это почему-то успокаивало. Как будто ласкаешь кошку. Энни понимала, что должна вернуть украшение Кэролайн, однако никак не могла себя заставить. Оно было таким красивым. Что-то в нем запало ей в самое сердце, словно оно было создано именно для нее. Хранить его, впрочем, было неправильно, и на минуту Энни задумалась, не связано ли это со злом, что как будто преследовало ее по всему кораблю. Она украла брошь – это плохо, а разве плохие вещи не случаются с плохими людьми? Тем больше причин вернуть брошь.

Энни открыла дверь каюты Флетчеров своим ключом. Странно: шторы все еще задернуты. В комнате было темно, как в склепе. Поставив поднос на стол, Энни подошла к иллюминатору и потянулась сдвинуть тяжелую штору, чтобы впустить утренний свет.

Она чуть не вскрикнула, увидев Кэролайн в кресле. На краткий миг женщина показалась ей призраком, бледной фигурой, откинувшейся на спинку, будто в обмороке. Почему Кэролайн сидела одна в темноте? И где ребенок?

Кэролайн резко вскинулась, прижав руку к горлу.

– Мисс Хеббли! Что вы делаете в моей каюте?

Энни с замиранием сердца поняла, что разбудила ее. Кэролайн уже успела невзлюбить Энни, и это лишь усугубило положение.

– Молоко, мэм. – Энни развернулась, надеясь потихоньку ускользнуть. – Я принесла молоко.

Однако, потянувшись к дверной ручке, она краем глаза увидела золотой блеск. Ее крестик! Лежит на углу комода. Наверное, во время очередного визита сюда цепочка расстегнулась, и он упал на пол, а потом кто-то его нашел – мисс Флэтли? Энни накрыла его рукой и тихонько сунула в карман.

И тут же зазвенел обвиняющий голос Кэролайн. Словно стрела вонзилась Энни в спину.

– Я все видела! Ты – воровка! Та самая, что крадет драгоценности!

У Энни внутри все оборвалось. Это был кошмар. Она повернулась лицом к Кэролайн, хоть и боялась ее.

– Но это мое. Я потеряла его несколько дней назад…

– Лжешь. Я его только что нашла. Ты не только воровка, но и лгунья.

Почему Кэролайн все твердила это? Она тыкала в Энни пальцем, потрясала им у ее лица.

– Ты была здесь прошлой ночью. Тогда-то и забыла свой крестик. Ты приходила сюда ночью и оставила дверь открытой, когда уходила.

У Энни задрожали колени. Что происходит? Что, по мнению Кэролайн, случилось? Энни совсем не помнила, чтобы была в этой каюте вечером. Но галстук, галстук Марка… Он лежал у нее немым свидетелем.

Даже с отдернутой шторой в каюте все еще было темно. Энни потянулась к выключателю, но электрическое бра не работало (стюарды в этом конце коридора жаловались на них), поэтому она достала из кармана свечу и зажгла ее. Подняла свечу, чтобы лучше видеть Кэролайн – и чтобы та увидела Энни, увидела, как она расстроена несправедливым обвинением, – и осталась потрясена. Зрачки женщины были расширены, глаза казались темными, как лакрица, лицо блестело от пота. Она выглядела так, будто почти не спала, ее халат нелепо перекрутился вокруг тела.