Глубина

– Любые дела Леса – это и моя забота тоже.

Марк собирался возразить во второй раз, когда понял, что здоровяк говорит правду. Если кто-то и сказал Уильямсу, что он украл драгоценности Кэролайн, то это был Боуэн. Он уже был замешан. Марк сунул чемодан Боуэну.

– Тогда ладно – вот. Забери его. Меня тошнит от этой проклятой штуки. Скажи своему другу, что это все деньги, которые я смог найти. И все это принадлежит ему. Мне не нужен ни один чертов пенни. – Марк отступил назад прежде, чем Боуэн мог возразить и перебить, стремясь высказаться. – Передай своему другу, что все кончено. Мой долг перед ним оплачен. Я больше не хочу иметь с ним дела – и ему лучше помнить об этом, если его поймают. Все на его совести. Я умываю руки.

– О чем вы? – боксер потряс чемоданом перед Марком. – Что это?

Все эмоции, которые бурлили в нем, – негодование, гнев, страх, – осели, оставив Марка странно смущенным, хотя Боуэн, вероятно, знал все, что было на него у Уильямса. Несмотря на то что эти двое мужчин были партнерами, Марк чувствовал – или всего лишь обманывался? – что Боуэн другой. Было видно, что он по-своему честнее. Марк закрыл дверь в крошечное, тесное помещение и тихим голосом, чтоб никто не услышал, случись пройти мимо, объяснил боксеру план Уильямса, провел его через каждый шаг, вплоть до нахождения сундука, в котором хранились деньги, и был рад видеть выражение ужаса, появившееся на лице мужчины.

Боуэн держал чемодан на вытянутой руке, как будто внутри было что-то мерзкое.

– И здесь деньги?

– Все до последней бумажки. Я сделал то, о чем он просил. Теперь я требую, чтобы он оставил меня и Кэролайн в покое. Я… я знаю, что был не лучшим из мужей, но это в прошлом. Я собираюсь попытаться наладить отношения с Кэролайн. Мы едем в Америку, чтобы начать новую совместную жизнь, и я хочу постараться изо всех сил.

Произнеся это вслух, Марк осознал, что действительно хотел этого больше всего на свете. Какой-то демон был изгнан.

Боуэн прислонился к двухъярусной кровати, его голова еще чуть-чуть и касалась бы потолка.

– Рад это слышать. Я бы не стал винить вас, если бы вы сказали мне не лезть не в свое дело, но, если не возражаете, я скажу, что ваша жена кажется чудесной женщиной, и…

– И я не должен так с ней поступать? – проговорил Марк с горечью в голосе. – Вы правы: она более чем замечательная женщина, и не в последнюю очередь потому, что решилась выйти за такого неудачника, как я. Это не первый раз, когда я на пути к разорению.

– Карты? – спросил Дай.

Не только карты. Он часто посещал загородные скачки, собачьи и петушиные бои, проходившие в лондонских переулках, смотрел на хорьков, сражавшихся с крысами в подвалах угловых пабов. В худшем случае – ставил на то, кто быстрее выпьет пинту эля. Но Марк мог признаться только в картах; в карты играли джентльмены.

И они были его особой слабостью. Марк поймал себя на том, что описывает боксеру худшую из ночей – ночь, когда он спустил сбережения Лиллиан. Он все еще чувствовал ужас свободного падения, бездонную пропасть, разверзшуюся под ним, когда раздача за раздачей его куча денег уменьшалась. Как он продолжал играть и делать ставки, думая, что удача должна повернуться к нему лицом, но этого так и не произошло. В конце концов у него не осталось ни гроша за душой, и джентльмен, который обчистил его, казалось, растворился в воздухе.

Боксер слушал сначала вежливо, затем с возрастающим беспокойством.

– А дилер? У него как дела сложились?

– Почти так же плохо, как и у меня. В ту ночь заведение лишилось приличной суммы.

– И он ничего не сделал, чтобы спасти деньги? Не вызвал другого дилера? Не направил того игрока за другой столик?

– Полагаю, все случилось так быстро, он просто не успел.