Глубина

К Мердоку присоединился еще второй офицер, Чарльз Лайтоллер. Нервный человек, явно пытающийся произвести впечатление на своего начальника. Мердок расхаживал вокруг них, поглаживая усы.

– Не знаю. Я… я не хотел их беспокоить.

За дверью внезапно возникла ссора, послышались звуки толчков, и голоса резко стали громче. Дай узнал один из них по валлийскому напеву. Лесли, должно быть, видел, как его вели по кораблю, или слышал разговоры. Секунду спустя дверь распахнулась, и внутрь ввалился Лес. Его одежда была потрепана, а волосы всклокочены, как будто ему пришлось пробиваться с боем.

– Вы должны отпустить этого человека. Он ничего не сделал, – сказал Лес, указывая на Дая. – Это все моя вина. Это я виноват. Это все сделал я.

Головы Мердока и Лайтоллера повернулись в сторону Леса. Дай знал, о чем они думают, эти лондонские мальчишки: конечно, вечно во всем виноваты валлийцы. Кража. Драка. Чего его ждать от деревенского мусора?

– Дай не брал деньги – он возвращает их, ради всего святого! Вы когда-нибудь видели, чтобы вор пытался вернуть украденное? Это был я: я украл деньги.

Дай мог только стоять в оцепенении, пока Лес все объяснял, каждую деталь: как он пробрался в каюты первого класса, чтобы спланировать аферу – не упоминая, разумеется, Вайолет. Офицеры наверняка слышали, как пассажиры первого класса говорят о человеке, который предсказывает им судьбу за солидную сумму?

Потом Лес объяснил, как узнал о тайнике Астора в хранилище, когда рыскал по их комнатам. Он даже утверждал, что украл чемодан у другого пассажира, чтобы сбить власти со следа, если его раскроют.

Лес все время избегал смотреть на Дая, его покрасневшие глаза были устремлены в пол или умоляюще смотрели на лица офицеров. Куда угодно, только не на Дая, и тот знал почему. Лес сломался бы, если бы посмотрел на него.

– Вы не можете повесить вину на Дая. Он пытался заставить меня поступить правильно. Это же церковный мальчик, он хороший человек. Слишком хороший, чтобы водиться с такими, как я.

Все это время Дай ничего не мог сказать. Слова застряли в горле. Он никогда не думал, что доживет до дня, когда Лес сделает что-то подобное. Он видел, как Лес делал так много плохого. Вынимал монеты из чашки слепого нищего, забирал последний шиллинг простака и оставлял его умирать с голоду на улице. И их уже пару раз ловила местная полиция. Лес всегда вытаскивал их под каким-нибудь хитрым предлогом: наобещав с три короба, или откупившись мелочью, или рассказав, что знал о той сестре или этой кузине. Там, откуда они пришли, все было по-другому – все знали всех. Нужно сотворить что-то действительно ужасное, чтобы тебя посадили.

Но сейчас они были на великом «Титанике», и вот Лес добровольно сдался неизвестным силам правопорядка. Кто знал, каким будет наказание? Все было бессмысленно – Дай чувствовал, что мир перевернулся с ног на голову. Он не знал, радоваться ему или ужасаться. Он не мог позволить Лесу взять вину на себя. Но и это тоже не имело смысла – все это было делом рук Лесли. И все же…

Корабль дернулся от внезапной волны, и Дай, пошатнувшись, очнулся от мыслей.

– Дело попахивает, – сказал Лайтоллер Мердоку, а тот потер подбородок. – Думаю, следует запереть их обоих, пока мы не сможем передать их властям в Нью-Йорке.

Лес взвыл.

– Это было бы чудовищно несправедливо! Дэвид Боуэн невиновен. Вы не можете посадить невиновного человека под замок. Спросите любого на этом корабле. Он спас ребенка от падения за борт в первый же день! Он герой. Вы не можете его запереть.

Офицеры быстро сгрудились. Даю не нравились их голоса, сердитые и рычащие, как осы в потревоженном гнезде. В конце концов Мердок позвал мужчин, ждавших за дверью, и указал на Леса.

– Возьмите этого человека и заприте его в канатном ящике.

Он повернулся к Лесу.

– На этом корабле нет гауптвахты – мы не предполагали, что она нам понадобится, – добавил он с презрением. – Тебя будут содержать в канатном ящике, пока не найдем более подходящее место. Мы телеграфируем властям Нью-Йорка и сообщим, что произошло. Они возьмут тебя под стражу, как только мы прибудем.