Захлопнув дверь магазина, она остановилась, привычным движением вынула из сумки зеркальце и провела помадой по губам. Поправила шапочку, взбила сзади волосы и пошла по поселку, как всегда, стройная, не по годам легкая. Встречный и не подумал бы, что только сейчас она стояла перед женщинами на коленях и рыдала.
Она ничего не поняла. Шла и негодовала про себя. Что они так обрушились? Видать, завидуют. Самим бы такой Фишенька достался, не то заговорили бы. Подумаешь, нашлась экая Дуня-генеральша. Марш!.. К Макоре пойду… Собранье созову… Собирай, ежели хочешь. Ничего ты с меня не возьмешь. Нинка моя дочь, и никому нет дела, как я ее воспитываю. Молиться заставила? Так что! И заставлю. И будет молиться… А то пусть и не молится, мне-то ровным счетом наплевать… Вот еще расстраиваться… И чего она, глупая, убежала? Тот-то, Юрка, свататься пришел. Ничего парень, выходила бы… А она будто одурела, в одном платьишке да на Крутую Веретию… Ну да все уляжется, вот выздоровеет…
На крыльце стоял Фиша.
— Где была?
— Да в лавку заходила… Ой, бабы там, будь они неладны, напали. Еле отбилась…
Фиша в комнате, не раздеваясь, плюхнулся на стул. Закурил, но колечек, как обычно, не пускал. Нервно грыз мундштук папиросы.
— Вот что, Доретта, ты безотлагательно поезжай на Крутую Веретию, забери Нину домой, — сказал он, разглядывая блестящий носок калоши.
Доретта растерянно уставилась на него.
— А отдадут ли, Фишенька?
— Глупа. Как же могут твою дочь тебе не отдать?
— Так она-то согласится ли?
— А ты что — мать или дальняя соседка? — раздраженно повысил он голос.
— Ладно, Фишенька… Ты не сердись. Завтра же на попутной съезжу… А что я хотела тебя спросить, Фишенька… Нам ничего не будет?
Фиша поднял на нее свои свинцовые глаза, усмехнулся.
— В чем же ты провинилась? А свобода совести для чего? Ты этого не знаешь? Велика Федора, да…
Он не закончил поговорки. Сбросил пальто, кинул окурок в печку.
— Накорми-ка. Проголодался очень.
Сел к столу. Доретта суетливо стала накрывать, вынула из печи кастрюлю с супом, разлила по тарелкам. Аппетит у Фиши оказался добрый, ел быстро, обжигался. Доретта лениво хлебнула несколько раз и задумалась.
— Фишенька, а верно ли люди говорят, что ты сам в бога не веруешь? — неожиданно спросила она.
Фиша поперхнулся. Долго кашлял, вытирая рушником глаза.