Макорин жених

22
18
20
22
24
26
28
30

Муж не удостоил ее ответом, встал, походил молча по комнате, посмотрел зачем-то на градусник за окном.

— Раз бабы говорят, то, надо быть, правда…

Лег на кровать и повернулся лицом к стене.

2

Егор не напрасно вспоминал свои лыжи. Так захотелось ему тряхнуть стариной, побродить по лесным трущобам с ружьишком, что не утерпел, заказал с попутчиком привезти старые осиновые самоходы. И вот они снова в Егоровых руках, неуклюжие, смешные на вид, зато легкие и на ходьбе сноровистые. Юра от души хохочет, глядя на этот первобытный снаряд. Егор нарочито сердится:

— Ты погоди, орел, издеваться-то! Пойдем в лес, поглядишь, чья возьмет. Твои щегольские спортивные и держать-то тебя не будут на рыхлом лесном снегу, заревешь с ними, помяни меня…

— Помяну, помяну, Егор Павлович, когда вы отстанете и потеряете мой след…

Егор молчит, привязывая к носкам своих легкоступов длинные веревочки. В ватнике, подпоясанном солдатским ремнем, с ружьем за плечами, он выглядит еще молодо не по летам. Встает на лыжи бодро, скользит легко, без палок, держа в руке веревочки. Юра иронически посматривает на него, не спеша закрепляет свои лыжи, берет палки и упругим шагом пускается вдогонку. Настигает быстро и обгоняет, издали помахав рукой, Егор невозмутим. Он шествует ровно и важно, похожий на богатыря в доспехах, потому что стеганый ватник облегает его широкую грудь и спину, будто пластинчатый панцирь. Юра, балуясь, делает вокруг него петли, озорно кричит:

— Егор Павлович! Я вас, как серого волка, обкладываю…

— Смотри, чтобы не слопал тебя серый волк…

Миновали вырубки, перешли просеку, углубились в нетронутые дебри сузёмских лесов. Юру охватило особое чувство восторженной взволнованности, какое всегда испытываешь, входя в девственную тайгу. Стояла удивительная тишина, при которой чуткое ухо легко улавливает мягкий треск почему-то вдруг отломившегося сучка, шуршанье снежного комочка, падающего с ели, веселый цокот белочки на сосне, с любопытством посматривающей черными бисеринками глаз на охотника. Егор вскинул ружье.

— Егор Павлович, не надо, — умоляюще зашептал Юра, ухватив спутника за локоть.

— Ты чего? — удивился Егор, опуская ружье. — Сбил меня…

— Не стреляйте, Егор Павлович, видите, какая она изящная, беззаботная.

— Вот это охотник! Все они, белки, изящные… Значит, и стрелять нельзя?

Белочка, почуяв опасность, замерла, прильнула к сосне, но скоро успокоилась, решила закончить шелушение шишки, которую держала в лапках. Юра смотрел на нее не дыша. Егор поглядывал на Юру с добродушной насмешливостью. Белка кинула пустую шишку и с удивительной легкостью бесшумно прыгнула на соседнюю сосну.

— Ну, пойдем, охотник, — сказал Егор. — Так мы с тобой, пожалуй, домой вернемся с большой добычей…

— Да уж ладно, Егор Павлович, зачем она вам, добыча…

Егор хмыкнул, закинул за плечи ружье, скользнул в овраг. Юра со смехом за ним. Долго ходили они, пересекая снежные поляны, огибая валежник, продираясь чащобой, спускаясь на лесные речушки, застылые, запорошенные снегом, невесть откуда и куда бегущие немыслимыми зигзагами. Утомились. Близ озерка устроили привал. Развели костер. Юра старательно подтаскивал сушняк, разрубал и подбрасывал на костер. Получалось это у него не очень ловко, неумело. Егор с усмешкой посматривал на Юрины хлопоты.

— Все еще в тебе городская струнка чуется, Юра…

— Как это? — удивился тот.