Он, смеясь, рассказал, как ждал своего выхода, твердил первые слова роли, забывал их внезапно, с трудом вспоминал и снова забывал, а сам дрожал, будто от озноба.
— А когда с тобой случился тот столбняк, я, сам не понимая, что делаю, бросился с топором…
— Митенька, ведь ты мог бы меня и зарубить? — почти шепотом спросила Макора.
— А что думаешь, все могло быть. Ну, не помню себя, ровно рассудка лишился.
Они минуту шли молча. Митя переложил лукошко на другое плечо.
— А все-таки нам надо поставить спектакль. Неужели мы такие размазни, что не сможем взять себя в руки! — Митя рассмеялся. — Теперь опыт есть. А с опытом лучше. Ты как, Макора, согласишься на новый спектакль?
— Будете начинать, так скажите, — просто ответила Макора.
— Не побоишься?
Она прикрылась концом полушалка, а глаза все равно выдавали улыбку.
— Стану опять посередь сцены, опущу руки, остолбенею… Ты уж с топором-то не выбегай. Хоть дровокольную палку прихвати, что ли…
ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР НАЕДИНЕ
Комитет бедноты добрался, наконец, и до Ефимова заведения. Как с ним быть, думали долго. Махорочного едучего дыму напустили столько, что, пожалуй, не топор, а пудовую гирю повесь, так она закачается на сизых волнах, словно пробочный поплавок. Вынесли резолюцию: окулачить. Кожевню отобрать. Белоглазому дать твердое задание.
Когда Синяков с понятыми пришел на кожевню, Бережной перебирал в уголке малую кипу выделанных кож. Оглянув заведение, председатель пожал плечами: пусто. Ни сырых шкур, ни готового товара. Инструменты валяются в беспорядке, где попало. Заглянули в чаны — и там нет ничего. Синяков вопросительно посмотрел на понятых. Те пожимали плечами. Он подошел к Бережному.
— Что-то я не вижу вашей продукции, Егор Павлович?
Егор старательно отковыривает насохшую корочку дубильной грязи со своего огромного кулака, не спешит с ответом.
— Тут все, товарищ председатель, — кивает он на кожи, что сейчас перебирал. — Больше нет…
— Плохи ваши дела, — иронически покачал головой председатель. — Кеша, переписывай, что оказалось, да пойдем к самому. С батрака какой спрос. Он дальше носа своего и не видит.
Составив опись, понятые с председателем ушли. Секретарь немного задержался, потому что Егор долго мусолил карандаш, прежде чем поставить свою подпись.
— Ловок у тебя хозяин, успел. Ну, ничего, все найдем, не сквозь землю провалилось… Прощай, кожевник, — секретарь помахал листом описи.