— По делу, так слушаю. Что скажете?
— Мы бригаду молодежную создали. Она по методу Чуренкова решила работать… Так вот… так вот…
А что «так вот», Макора наскоро придумать не могла. Егор добродушно улыбался, глядя, как она теребит зеленую рукавичку.
— Вроде и меня в эту бригаду захотели втянуть?
— Вот правда! — обрадовалась Макора неожиданной подсказке. — Мы думаем, что вы нам поможете… Мы вас бригадиром поставим…
— Благодарствую за честь!
Он даже поклонился.
— Только я уж не молодежь… Играть мне не пристало…
— Какая же это игра! — обидчиво воскликнула Макора. — Дело серьезное…
Она стала объяснять суть метода организации труда, применяемого Чуренковым. Говорила горячо, но сбивчиво, потому что и сама еще не очень понимала, что и как. Егор слушал, опершись локтем о ствол сосны, чуть сдвинув на лоб шапку.
— М-да, дело важное, — сказал он с легкой насмешкой. Макора этой насмешки не уловила и с увлечением повторяла:
— Очень, очень важное, Егор…
А он наклонился, вынул топор из бревна, привычно глянул на острие, тронув его легонько пальцем и с размаху всадил топор в ствол дерева.
— Мне нечего встреваться в эту затею, Макора Тихоновна, — сказал он, обернувшись. — Я уж один, в усторонье…
Макоре хотелось сказать Егору, что он неправ, что добиться настоящего успеха можно только коллективно, а не в одиночку. Но он уже не слушал, захваченный работой. Она шагнула в сторону, оберегаясь от щеп, брызгавших из-под топора, постояла, невольно любуясь ловкостью и силой ударов. А сама думала: «Ты все такой же отсталый, Егор? Неужели таким и останешься?..»
Обратным путем в поселок Макора шла по делянкам, мимо работающих лесорубов. Они ее окликали, здоровались, заговаривали. Она отвечала рассеянно, погруженная в свою думу. Неужели он такой заскорузлый собственник и единоличник? Егор, Егор! Как бы тебе открыть глаза? А кто будет открывать? Ты, Макора? Тоже мне открывательница… Она стала уничижать себя за свою нерешительность, безрукость и отсталость… Да, да, отсталость. Потому что глупа… глупа… глупа…
Макора села на пенек и заплакала…
— Эгей! Член рабочкома в горьких слезах… Из-за елки показался Синяков.
„КАКАЯ ОНА ТАКАЯ — КОММУНИЗМА?“