Макорин жених

22
18
20
22
24
26
28
30
1

Собрание было назначено в том же бараке, где когда-то судили Бережного. Он вспомнил об этом, пробираясь между скамей, заполненных лесорубами. Места были в первых рядах, но Егор не захотел туда. На виду у всех сидеть? Оборони бог… Вот Ваське Белому там в самую пору, пущай покрасуется, он это любит. Забравшись в угол за печку, Егор с усмешкой наблюдал, как Васька Белый, действуя острыми локтями, назойливо стремился пробиться вперед среди стоящих в проходе. И ведь пробился! Сел на первую скамью, снял шапку, расправил усенки и принял горделивую позу, изображая на лице важность и солидность.

Еще до начала собрания в бараке сделалось так душно и дымно, что становилось трудно дышать.

— Граждане, куренье прекратите! — громко крикнул Иван Иванович из переднего угла. — Ишь, густота какая…

Он помахал рукой в воздухе. Навстречу ему протянулась другая рука, с шапкой. Опустила шапку, та упала на колени соседу.

— Не столь еще густо, — сказал шутник. — Шапка не держится…

— Можно курить, раз шапка не держится, — засмеялись кругом. Многие вынули из рукавов спрятанные было цигарки. Иван Иванович махнул рукой и сел на место.

— Им, табакососам, в привычку, — сказала женщина у стены.

— Вытолкать надо всех курителей, — поддержала ее другая.

— Бойка! Хочет одна остаться, одна за нас все дела решить…

Смех.

— Сегодня вроде еще не восьмое марта…

Смех.

И внушительный, строгий возглас:

— Хватит балясничать! Дышать нечем. Хоть бы двери открыли…

Распахнули дверь в сени. Стало свежее. По ногам пошла волна холода. Некоторые закашляли.

— Простудить, что ли, хотят? Закройте…

Дверь прикрыли, но оставили щель. Чистый воздух хоть понемногу, но поступал в переполненный барак.

Зазвонил колокольчик. У стола появились Синяков и директор леспромхоза Семушин. Иван Иванович, жмурясь от непривычного света лампы-молнии, объявил собрание открытым. Помолчал, достал из кармана карандаш, повертел его, засунул за ухо, покосился на директора.

— У кого предложенье будет президиум избрать?

Никто не подымал руки, не подавал голоса. Иван Иванович, загораживая бьющий в лицо свет от лампы широкой ладонью, обвел всех глазами. Все молчали. Он оглянулся назад и, увидев в углу Пашу Пластинина, закричал: