Паша Пластинин осмотрел свою бригаду и понял, что она жидковата. Гриша Фереферов сидит на ворохе сучьев, щечки, что яблоки, губы пухлые, как у девчонки. Шапка сползла на лоб, один наушник торчит вверх и в сторону, другой опустился вниз. Руками Гриша охватил колени, закрыл глаза — дремлет. Миша Савельев у костра сосредоточенно подсчитывает что-то на клочке бумаги, мусоля карандаш. Этот широк в плечах, корпусен — настоящий мужчина. Только приподнятый нос, обсыпанный веснушками, словно льняными семечками, придает его лицу детское выражение. Костя Челпанов с Ваней Мезенковым — те совсем мальчишки, барахтаются в сугробе, кидаются снежками. И усталость их не берет, огольцов. Сенька Некрасов ничего бы парень, толковый, прилежный и крепок на выдюжку, только ноги почему-то зябнут у бедняги. Вот и сейчас стащил валенки, мотает-перематывает онучи, сует ноги чуть не в пламя костра. «Молодняк!» — снисходительно подумал Паша о своей армии, забывая, что и он, ее командарм, далеко не ушел.
Настроение у ребят, как говорит Паша, неважнецкое. Первого пылу хватило ненадолго. Вначале казалось, что таким молодцам все нипочем, стоит только захотеть — и «кубари» так и посыплются, будто шишки с елок. А они, проклятые «кубари», сыпаться не хотели, требовали поту и поту. Да что пот! Его ребята не жалели и жалеть бы не стали, будь толк. Толку-то не получалось, вот беда. И знай Чуренков, какие в его адрес отпускали похвалы, ночи бы не спал. И так, наверно, икалось мужику много раз. Возятся — язык за поясом, а подсчитают вечером — плюнут. Выходит меньше того, что заготовляли в одиночку. Митя лишнюю неделю прожил в Сузёме, сам перепробовал и валку, и раскряжевку, и обрубку сучьев — дело все равно не клеилось. А понять, где зарыта собака, не мог. Так и уехал в расстроенных чувствах. Почти каждый день бригаду навещала Макора, старалась подбодрить ребят, утешала тем, что, мол, вначале всякое дело не ладится. Да утешение-то было липовое. Долго она крепилась, не выдержала, пошла к Бережному.
— Помоги ты, Егор Павлович! Хоть посмотри, может, совет дашь…
Он пришел в лесосеку бригады. Огляделся кругом, похмыкал, взял пилу, принялся валить деревья. Да так до вечера и проработал с ребятами. В этот день «кубарей» оказалось наемного больше, нежели в другие дни. Егор был доволен — он показал молодяжкам, как надо трудиться у пня. Ребята его благодарили, но полного удовлетворения в душе у них не было. На следующий день выработка уменьшилась. Еще бы! Одно с Егором Бережным, другое без него. Этакой богатырь руками может наломать. Не у каждого такая силища…
Гриша Фереферов кинул топор в снег, сел на пень:
— К лешему! Больше не буду я с вами играть, хватит.
Паша Пластинин вскипел.
— Ты что? Бригаду развалить хочешь?
Гриша капризно надул пухлые губы.
— А на кой ляд такая бригада, ежели без нее больше дам…
— А обязательство? А авторитет? Тебе это нипочем?
— Авторитет! — Гриша выговорил это слово с насмешкой. — Всей оравой заготовляем столько, что одна худая баба переплюнет. Вот твой и авторитет.
Паше нечем было крыть. Он засунул топор за ремень и повернулся к Грише спиной. Ребята молчали. Неохотно собрали инструмент, поплелись домой. Всю дорогу не вязался разговор, Только у спуска в лог Костя, увидев заячьи следы, сказал:
— Завтра пойду поброжу за косым…
Ваня Мезенков поддакнул.
— Силков бы понаставить. Их много тут, лопоухих. И шуму-треску дьяволы не боятся…
Паша обернулся, ничего не сказал, поправил шапку.
Назавтра с утра ребята были все в своей делянке. Паша как ни в чем не бывало командовал, откуда начинать валку деревьев, куда валить вершинами. Застучали топоры, зашуршали пилы. Ребята работали, а в глаза друг другу смотреть избегали. Паше топор почему-то казался тяжелым, топорище неловким. В обед он нерешительно высказал предложение:
— А не съездить ли кому-нибудь, братцы, к Чуренкову. Может, посмотрели бы — пошло дело…
— Поезжай. У него там, поди, сахар. Чудеса в решете. Шевельнет пальцем — и елка на боку, — съязвил Фереферов.
ebooksa