– Ну, к примеру о том, что Семен Львович для тебя не просто босс. Вы гораздо более близкие люди.
– А при чем тут это? Я подписал обвинение, вы его отправляете в прокуратуру. Все вопросы закрыты, я правильно понимаю?
– Да, конечно. Я же сказал: не для протокола. Просто интересно в плане расширения кругозора. Боссу ты уже не навредишь. Но, к примеру, почему ты скрыл от следствия, что вы знакомы с твоих девяти лет? Что он выкупил тебя у попа-педофила, где ты был рабом и жертвой насилия? Тогда, наверное, и начались твои проблемы с людьми. Адвокат мог бы это использовать, это впечатляет.
– Еще не хватало. Тем более я отказался от адвоката.
– Хорошо. Не для него. Скажи мне: твой благодетель, который вложил в тебя когда-то деньги на лечение, пребывание в закрытом элитном интернате, затем обучение за рубежом (совсем не дешевые), воспитал по своему вкусу, – этот господин дал тебе какие-то гарантии?
– Опять не понял.
– Понимаешь, не хитри. Гарантии, что когда тебя разоблачат, возьмут, поставят на край, – он воспользуется своими связями и деньгами, чтобы выручить?
– Из такого выручают?
– Еще как. И ты знаешь об этом не хуже меня, хотя я человек изнутри. Так выручит?
– Точно нет, – Надеждин даже рассмеялся. – Исключено.
– Почему? Его ведь никто ни в чем не заподозрит: просто любыми путями борется за ценный кадр. Или он такой жадный? Но за тебя когда-то заплатил немало, когда ты был просто никому не нужным, замученным и больным ребенком.
– В том-то и дело. – Кирилл откинулся на спинку стула. – Дай закурить, полковник, мне теперь все можно. Раньше, читал, даже перед расстрелом давали покурить. Спасибо. Из замученного, растоптанного ребенка, который спасителю готов ноги лизать, можно вырастить очень преданного и полезного человека. Из него же, но уже упавшего в грязь по макушку, ничего больше не сделаешь. Даже брать к себе дорожки мести западло. Это уже будет пятном на репутации босса и дела. А там – сплошная белизна. Легче купить нового. Сейчас, думаю, это возможно по дешевке.
– Доступное и логичное объяснение. Но в нем чего-то не хватает. Скажем так, физиологии. У людей, бывает, сердце болит за кого-то. Печень там ноет, если алкоголем заливать жалость. Ну да, по выражению лица понял, что меня не туда занесло. А если… От балды вдруг в голову пришло. Если я зайду к Канторовичу просто так, пообщаться, и спрошу: не хочет ли он помочь своему заму хотя бы влиянием своего авторитета, в интересах общего дела. Можно же человеку с такой биографией и такой болезнью найти работу в изоляции, на вечной удаленке. Тут ты не будешь против?
– А валяйте. Смеха ради. Мне все равно.
– Благодарю за доверие. Я не использую нигде наш разговор. А ведь места министров и других высоких чиновников по приказу Канторовича освобождаются всякими способами для новых преданных людей? Я правильно мыслю?
– Да что тут мыслить. Ежу понятно. Расскажете потом? Может, и бутылку пива сумеете пронести. Сегодня всемирный день кошек.
Вечером Земцов вошел в камеру-одиночку к Надеждину и поставил на стол две бутылки пива и два пластиковых стаканчика.
– Ну, ты понял, старик. Пьем за день кошек, дай бог им здоровья. И за твою правоту, пропади она пропадом вместе с извергами типа твоего благодетеля.
– А вот второго не надо, – сказал Кирилл, выпив первый стаканчик. – У меня есть физиология. Сказать честно? У меня ее до хрена и больше. И я по-прежнему готов лизать ноги тому, кто вытащил меня из адской пропасти. Там я каждый день мечтал о смерти в ожидании своих насильников-садистов. Когда я сплю, мне всегда меньше девяти лет. И каждую ночь меня пытают. Рвут на части. Ты дал мне слово, полковник.
– Я не забыл. Посмотри на меня. Разве эти глаза могут врать?
ebooksa