Вместо громких слов

Это, конечно, должно было произойти когда-то. Дочь, рожденная из мрака, ужаса и страха Валиной юности, не может растаять, как утренний туман. Она возникла как наказание за ошибку, за преступную слабость, за темноту глупости и беспомощности. Прожила часть собственной, отдельной от матери жизни и окончательно утвердилась в своем диком опыте как существо жестокое, безнравственное, враждебное любому покою, порядку и закону. Зоя всегда была болью и тайным позором Валентины. О ней мало кто знал из ее немногочисленных знакомых. Последние девять лет Зоя Павлова провела в заключении за преступление настолько чудовищное, что единственным спасением Валентины было тупое забвение того, что она узнала в те страшные дни суда. Кстати, только на том суде Валя узнала, что Зоя в своих беспутных блужданиях по жизни в компаниях таких же существ-изгоев родила и бросила свою дочь.

Когда Зою увезли по этапу, Валентина попыталась найти свою внучку. Узнала лишь, что Варя Павлова окончила школу в уральском детском доме и куда-то уехала. Сейчас Варе должно быть двадцать два года. Сама Валентина родила в семнадцать, Зоя – в восемнадцать. Если внучка продолжила фамильную, так сказать, традицию, возможно, у Валентины есть правнук или правнучка.

Ее вдруг пробрал ледяной холод в теплой и красивой кухне, где она так глупо расслабилась в последнее время. Вале так хотелось верить, что блаженный отдых после каторги – моральной и физической – только начинается. Но каторга позвонила по телефону и в любой момент откроет эту дверь. Валентина боялась свою дочь. Более чужого и враждебного человека она не знала. Она нашла в аптечке таблетку снотворного, выпила, посмотрела на часы: есть время, чтобы забыться и, даст бог, проснуться с силами на какие-то решения.

Валя накинула на теплое одеяло два пледа, забралась под это тряпичное укрытие и продолжала трястись от холода, который куском льда прятался внутри, сжимал ее сердце, дрожал, как голый младенец на ветру, ныл где-то внизу живота. А потом навалился тяжелый сон большими кубиками с острыми углами и мрачными, грозными картинками. Ее несчастные семнадцать лет, она пытается затягивать свой растущий живот между костлявыми ребрами. Валю даже не изнасиловал, а просто использовал, как тряпку, самый наглый и тупой спортсмен из мужской команды. Все, что она узнала о женской участи от него, – это паника и отвращение. Потом жуткий скандал, истерика мамы, бешеная активность учителей и опеки. Валя не увидела своего младенца, отказ за нее написала мама. Имя девочке они все же дали, назвали Зоей, как первую куклу Валентины. Отказ был единственным выходом – Валя не может быть матерью ни по каким критериям, ее мама больна и без денег. Вале нужно хотя бы школу окончить, начать зарабатывать.

Зою увезли из Москвы. И в последующие годы Валя с мамой узнавали о ней, когда требовалось согласие биологической матери на удочерение. Зою брали в семьи и неизменно возвращали в детский дом из-за тяжелого характера и диких выходок. Потом начались приводы, после детского дома – судимости. Уследить за ее перемещениями уже не было возможности.

Пока Зою Павлову с подельниками не привезли в Москву по месту того самого чудовищного преступления. Валентина читала десятки томов этого дела, но сформулировать его суть даже для себя могла лишь самыми короткими фразами. Они открыли притон для педофилов. Там исчезали дети. В лесу поблизости обнаружили трупы. Трупики… Зоя вину признала. Ей дали меньше, чем другим, из-за того, что она сама была в младенчестве брошена матерью и у нее есть дочь – тогда Варя была еще несовершеннолетней.

Из своего сна Валентина выкарабкивалась с трудом, задыхаясь, не ощущая ни времени, ни пространства. Она отрывала себя из-под вороха листьев, мусора и земли, куда зарывала тела убитых детей дочь Зоя. Проснулась, села, посмотрела на телефон и покрылась холодной испариной.

Но спортсмен, даже самый неудачливый, всегда остается спортсменом. Валентина постояла под холодным душем, выпила полкружки черного, как деготь, горького кофе. И через час она уже решала дела. Постояльцам объяснила ситуацию, извинилась. Сказала, что не возьмет с них денег за прошедший месяц и сама найдет им подходящую квартиру. Риелтор, с которым она сдала свою, в тот же день предложила подходящий вариант. Постояльцы согласились.

На следующий день позвонила Зоя, и Валентина назначила ей встречу в своей квартире. Зоя там никогда не была. Когда раздался звонок в дверь, у Вали мелькнула мысль: узнает ли она собственную дочь? Она ее узнала. На пороге стояла типичная зэчка. На костлявых ногах в толстых черных чулках торчат уродливые, как опухоли, колени. На немытых волосах серого цвета – страшная вязаная шапка – где они там такие берут? А с узкого, скуластого лица, обтянутого темной кожей сизого оттенка, на Валю смотрели наглые и бездумные, страшные в своей непроходимости глаза ее первого и последнего мужчины. А Валя, узнав лет десять назад о том, что он умер, вздохнула почти облегченно. Как будто то была смерть ее несчастья. Да вот же он, мучитель и насильник, смотрит сейчас на нее с лица Зои-зэчки.

– Привет, мамуля. Ты прям конфетка, чесслово. На улице бы не признала. Тогда, на суде, ты была бабка бабкой. Жизнь наладилась? А я как рада. Устала, как бездомная собака. Обнимемся?

– Обойдемся, – спокойно ответила Валентина. – Проходи, я еду разогрюю. А ты, пожалуйста, помойся как следует. Я там тебе полотенца и халат приготовла. Шампуни, мыло сама найдешь.

– Супер, – восхитилась Зоя. – Мне тут нравится. Я тоже не с пустыми руками. Выпьем за встречу как положено.

И она вытащила из бездонного кармана страшного пальто большую бутылку водки.

Когда Зоя вышла из ванной в чистом махровом халате, с мокрыми волосами и посветлевшим, даже порозовевшим лицом, в ней появилось что-то почти домашнее. Почти женственное. Она разлила по бокалам водку, жадно придвинула к себе глубокую тарелку с горячим пловом, громко втянула его запах и выдохнула:

– М-м-м, объедение. Ну, бум, мать. За встречу. И за квартиру, в которой сидим, даст бог, не в последний раз.

– Не знаю, как насчет сидения, я не любитель. – Валентина отпила глоток водки и озвучила решение, которое ей далось не без мук и труда: – Но в этой квартире ты останешься. Я перепишу ее на тебя. Думаю, пришло время мне хоть что-то сделать для тебя, дочка. До сих пор реально не было возможности – ни по деньгам, ни по твоим бурным делам и метаниям. Но у любого человека должен быть шанс и точка опоры. Ты собираешься искать работу?

– А как же! – с готовностью произнесла Зоя. – Работать я буду в обязательном порядке, только поищу что-то приличное.

– Ты что-то знаешь о своей Варе? Я пыталась ее искать, но не получилось.

– О! Так ты не в курсе, Варька в Москве. Она мне на зону написала. Замуж она вышла и – прикинь – тоже девку родила. Получается, ей уже четыре месяца. Я как раз ей первой с вокзала позвонила, но она сказала, что к ней нельзя. Муж и его родня будут против. Типа ребенок, карантин, а я могу заразу принести.

– Варя здесь? У нее ребенок? Напиши мне, пожалуйста, ее телефон, и я поеду. Завтра тебе позвоню насчет оформления. Отдыхай, а мне пора.