Мать Мёнгиля растерянно поднялась со стула.,
— Видите ли, тут материалы допроса О Тонхака…
— Его… его звали Окчхоль,— перебила начальника мать Мёнгиля. Из глаз её хлынули слёзы.
— Садитесь, пожалуйста. Расскажите о нём подробнее.
Он снова усадил её на стул, сел рядом. Поминутно всхлипывая, вытирая рукавом слёзы, она рассказала о том, каким здоровым ребёнком рос вначале Окчхоль, как он вдруг заболел и О Тонхак устроил его в больницу, как через несколько дней малыш умер, как сожгли его труп…
— Так вы не видели трупа своего сына? — переспросил начальник.
— Врач сказал, что умерших от заразных болезней сжигают… Скажите…— мать Мёнгиля тревожно всматривалась в лицо начальника,— скажите, почему вы спрашиваете меня об Окчхоле?
Вместо ответа он задал новый вопрос:
— Вы, наверное, до сих пор помните лицо сына?
— Ему был годик, когда он умер. Но ведь я мать!
Она ждала, вся дрожа как натянутая струна. Ждала чего- то неизвестного ей самой, может быть чуда.
— А не было ли у вашего сына родимого пятна или особой черты в лице? — настойчиво расспрашивал начальник.
Он смотрел ей в глаза, словно стараясь помочь вспомнить. И она вспомнила.
— Есть!.. Есть!..— крикнула она вдруг.— Когда он болел… умирал… батраки сказали: надо сделать прижигание. Отец делал… На груди у него остался след.
Мать Мёнгиля смотрела куда-то вдаль, мимо сына, мимо начальника. Казалось, она видит своего несчастного малыша, того, которого так жестоко отняла у неё судьба.
— След, говорите, остался? — с удовлетворением переспросил начальник.
Он встал. Лицо его было спокойно, уверенно. Мать Мёнгиля поднялась вслед за ним.
— Обождите немного.
Начальник вышел из кабинета. Он скоро вернулся. Рядом с ним шёл Чхонён.
— Чхонён! — вскочил со стула обрадованный Мёнгиль и тут же осёкся.