– А теперь ступай. Не следи за мной, не то будет худо.
– Да, сэр.
– Клерк хочет работу, – объяснил Флори Элизабет, поднимаясь по ступенькам. – Донимают в любое время.
Он подумал, что письмо довольно странное – он не ожидал, что Ма Хла Мэй так скоро станет шантажировать его, однако ему сейчас было не до того.
Они вошли в лавку, казавшуюся темной после открытого пространства. Ли Йейк, сидевший и куривший среди своих корзин с товарами – конторки не было – увидел, кто пришел, и поспешно заковылял к ним. Он дружил с Флори. Это был колченогий старик в синей одежде, и его желтое скуластое лицо без подбородка походило на добрый череп с косичкой. Он приветствовал Флори, прогнусавил что-то бирманцам и тут же заковылял в глубь лавки, сказать, чтобы подали чай. Чувствовался сладковатый запах опиума. На стенах висели длинные полоски красной бумаги с иероглифами, у стены стоял алтарчик с портретом двух дородных китайцев безмятежного вида в расшитых одеяниях, и перед ним курились благовония. На циновке сидели две китаянки – старуха и девушка – и скручивали сигары из кукурузной соломы и табака, похожего на измельченный конский волос. Китаянки были в черных шелковых брюках, из-под которых выглядывали деревянные туфли кукольного вида, с красными каблуками, натянутые на ступни с выпуклым, опухшим подъемом. По полу медленно ползал голый карапуз, напоминая большую желтую жабу.
– Только посмотри на ступни тех женщин! – прошептала Элизабет, едва Ли Йейк повернулся к ним спиной. – Это же просто кошмар! Как их такими делают? Это ведь точно не от природы?
– Нет, их специально так деформируют. В Китае, полагаю, это уходит в прошлое, но здесь народ отсталый. Другой анахронизм – косичка старика Ли Йейка. По китайским понятиям такие крохотные ступни прекрасны.
– Прекрасны! Они так ужасны, что я с трудом могу смотреть на них. Эти люди должны быть абсолютными дикарями!
– О, нет! Они очень цивилизованны; больше, чем мы, на мой взгляд. Прекрасное у каждого свое. В этой стране есть народ, плауны, который восхищается длинными шеями у женщин. Девушки носят широкие медные кольца на шее, и добавляют по одному, пока шеи не вытянутся, как у жирафов. Это не чудней, чем турнюры и кринолины.
Тут вернулся Ли Йейк с двумя толстыми круглолицыми девушками-бирманками, очевидно сестрами, которые несли, хихикая, два стула и синий китайский чайник, вмещавший полгаллона[65]. Девушки были наложницами Ли Йейка. Старик достал жестянку с конфетами и открыл крышку, улыбаясь по-отцовски тремя длинными зубами, потемневшими от табака. Элизабет присела с чувством крайней неловкости. Она была совершенно уверена, что ходить в гости к таким людям предосудительно. Одна из бирманок сразу встала за стульями и принялась обмахивать Флори и Элизабет, а другая присела перед ними на колени и разлила по чашкам чай. Элизабет чувствовала себя донельзя глупо, ощущая, как девушка обмахивает ей шею, и глядя на улыбавшегося китайца. Флори, похоже, так и норовил поставить ее в неловкое положение. Она взяла конфету из жестянки, которую ей протянул Ли Йейк, но не смогла выдавить из себя «спасибо».
– Это нормально? – шепнула она Флори.
– Нормально?
– Я в смысле, можно ли нам садиться в доме у этих людей? Это, случаем, не… ну, не уронит нашего достоинства?
– С китайцами это нормально. Их уважают в этой стране. И у них очень демократичные взгляды. Самое лучшее стараться относиться к ним, как к равным.
– Этот чай на вид редкостная пакость. Он же зеленый. Можно было ожидать, что у них хватит ума добавить молока, или как по-вашему?
– Он вовсе не плох. Это такой особый чай – старина Ли Йейк привозит его из Китая. Он, надо полагать, с апельсиновыми цветами.
– Уф! На вкус ну просто земля, – сказала Элизабет, пригубив из чашки.
Ли Йейк стоял, держа двухфутовую курительную трубку с металлической чашей, размером с желудь, и смотрел на европейцев, пытаясь понять, понравился ли им чай. Девушка у них за спиной что-то сказала по-бирмански и захихикала вместе со второй. Та, что сидела на полу, подняла глаза и с простодушным восхищением взглянула на Элизабет. Затем повернулась к Флори и спросила его, носит ли английская леди «коросет», имея в виду корсет.
– Ч-ч! – сказал Ли Йейк в возмущении и ткнул девушку ногой, призывая к молчанию.
– Мне едва ли стоит спрашивать ее, – сказал Флори.