— Послезавтра в два часа придете за ним, мы сами сделаем регистрацию в шведском консульстве. Точнее сказать, постараемся сделать: шведы ведут себя омерзительно — чем дальше, тем наглее.
— Кто? — не понял Плейшнер.
Гестаповец закашлялся: он сбился с роли и, чтобы точнее отыграть свой прокол, закурил сигарету и долго пускал дым, прежде чем ответить.
— Шведы в каждом проехавшем через Германию видят агента нацистов. Для этих сволочей неважно, какой ты немец — патриот, сражающийся с Гитлером, или ищейка из гестапо.
— Он не говорил мне, чтобы я регистрировался в консульстве...
— Это все в шифровке.
«Его хозяин в Берлине, — думал гестаповец, — это ясно, он ведь сказал, что там остались его рукописи. Значит, мы получаем человека в Берлине... Это удача. Только не торопиться, — повторил он себе, — только не торопиться».
— Ну, я благодарен вам, — сказал Плейшнер, поднимаясь. — Кофе действительно прекрасен, а с холодной водой — тем более.
— Вы уже сообщили ему о том, что благополучно устроились, или хотите, чтобы это сделал я?
— Вы можете сделать это через своих товарищей?
«Коммунист, — отметил для себя гестаповец. — Это интересно, черт возьми!»
— Да, я сделаю это через товарищей. А вы со своей стороны проинформируйте его. И не откладывайте.
— Я хотел это сделать сегодня же, но нигде не было той почтовой марки, которую я должен наклеить на открытку.
— Послезавтра я приготовлю для вас нужную марку, если ее нет в продаже. Что там должно быть изображено?
— Покорение Монблана... Синего цвета. Обязательно синего цвета.
— Хорошо. Открытка у вас с собой?
— Нет. В отеле.
— Это плохо. Нельзя ничего оставлять в отеле.
— Что вы, — улыбнулся Плейшнер, — это обычная открытка, я купил в Берлине десяток таких открыток. А текст я запомнил, так что никакой оплошности я не допустил...
Пожимая в прихожей руку Плейшнера, человек сказал: