— Осторожность и еще раз осторожность, товарищ. Имейте в виду: здесь только кажущееся спокойствие.
— Он предупреждал меня. Я знаю.
— На всякий случай оставьте свой адрес.
— «Вирджиния». Пансионат «Вирджиния».
— Там живут американцы?
— Почему? — удивился Плейшнер.
— Английское слово. Они, как правило, останавливаются в отелях со своими названиями.
— Нет. По-моему, там нет иностранцев.
— Это мы проверим. Если увидите меня в вашем пансионате, пожалуйста, не подходите ко мне и не здоровайтесь — мы не знакомы.
— Хорошо.
— Теперь так... Если с вами произойдет что-то экстраординарное, позвоните по моему номеру. Запомните? — И он два раза произнес цифры.
— Да, — ответил Плейшнер, — у меня хорошая память. Латынь тренирует память лучше любой гимнастики.
Выйдя из парадного, он медленно перешел улицу. Старик в меховом жилете закрывал ставни своего зоомагазина. В клетках прыгали птицы. Плейшнер долго стоял возле витрины, рассматривая птиц.
— Хотите что-нибудь купить? — спросил старик.
— Нет, просто я любуюсь вашими птицами.
— Самые интересные у меня в магазине. Я поступаю наоборот. — Старик был словоохотлив. — Все выставляют на витрине самый броский товар, а я считаю, что птицы — это не товар. Птицы есть птицы. Ко мне приходят многие писатели — они сидят и слушают птиц. А один из них сказал: «Прежде чем я опущусь в ад новой книги, как Орфей, я должен наслушаться самой великой музыки — птичьей. Иначе я не смогу спеть миру ту песню, которая найдет свою Эвридику...»
Плейшнер вытер слезы, внезапно появившиеся у него на глазах, и сказал, отходя от витрины:
— Спасибо вам.
12.3.1945 (02 часа 41 минута)
— Почему нельзя включить свет? Кого вы испугались? — спросил Штирлиц.