Чулымские повести

— А пахнет…

Не скоро вспомнили о наказе Шатрова, а он торопил.

— Пойдем, Алеша…

Она произнесла его имя с таким мягким придыханием и столько вложила в него тихой ласки, что Алексей разом забыл о смородине.

Они были уже на другой стороне колка. Два десятка шагов и не болотцем, а сухой ногой с веслаками пройдешь на скошенный луг. Назад, конечно, не повернули.

У последнего талового куста в высокой поясной траве проглянули резные с желтинкой листья.

— Еще ягода!

Легко шагнул Иванцев к смородине, да назад отшагнулось ему тяжело.

— Ты че-ево…

Выпрямился — лицо чужое, искаженное болью.

— Змея, должно…

Ноги в ботинках, а штанины давеча закатал, не хотел грязнить их в болотце…

Разом померкнуло для Аннушки солнце, разом исчезли все радости сегодняшнего дня. Стояла растерянная, жалкая.

Извернувшись, в наклоне Алексей давил тело вокруг укуса, но кровь что-то не выходила. Лицо парня заметно бледнело, покрывалось нехорошей испариной.

— Н-не получается… — он виновато улыбнулся. — Идти надо.

— Может, не та змея? — наконец, нашлась Аннушка.

— Да нет, две ранки… — Алексей дернулся. — Пошли!

— Погоди! — Аннушка приходила в себя.

Неожиданно в ней проснулась женщина, что-то матерински властное. Бывает, там где раскисает мужчина, женщина часто берет себя в руки и решительно действует. И прекрасна она в этом своем жертвенном действии.

Алексей и возразить не успел, как Аннушка почти силой усадила его, перетянула платком ногу в сгибе колена и впилась в то место, где виднелся змеиный укус. Она знала — для нее это не страшно.