Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Э-эх… Купец-от, бывалоче… И чево только у нево не было. Приплывет весной с товарами, за полу каждого тащит — купи! Денег нет — в долг бери, пожалте! А теперь и мыши в лавке перевелись, шаром покати — пусто!

— Ты, Агафья, таки вражески речи мне не говори! — вскинулся, было, Шатров и тут же обмяк. — Сама знашь какие разрухи пережили. Вот наладимся в пятилетке, в шелках ходить будешь, ей-бо, Агафья!

Полозова катала в руках вытащенную из котла картофелину, обжигала ладони, накалялась в словах:

— Надо же… как только правду скажешь — так и враг! Нашел врага… Долго, долго ваших посулов ждем — заждались! Ты что пойми, Силаныч. Бабий век короток… Пофорсить охота. Мы с Аненкой у тебя как робим… Мы на красной доске в артели, а ты нам годи да годи. Девка замуж соберется, своя сряда нужна, а она вот материно донашиват…

— Поеду в район, на горло начальству наступлю, а добуду, вырву товар! — пообещал Шатров.

Егорша и Алексей подошли к балагану вместе, будто сговорилось, хотя и работали в разных местах.

Обедали под навесом.

Шатров от картошки отказался, не посмел объедать голодных парней. Присел в конце стола на скамью и снова закурил.

Аннушка что-то пугалась председателя. Было у нее то предчувствие, что знает Силаныч про ее любовь. Чево он так уставился на нее. И на Алешу поглядывает не просто так.

А не ошиблась Аннушка. В деревне на работе каждый на виду, а Шатров мужик доглядистый… Мусолил цигарку в толстых губах и думал: «Весна, лето жаркое — парни и девки, как хмельные ходят. Каждый вечер у Чулыма песни. Вон и глазастый Егорка невесту себе высмотрел… А Секачева зарится на Алешку, не иначе. Глазами-то как парня ласкает! Такое брызжет из них, хоть ладони подставляй да пей за милую душу… Что ж, хотя и порознь они к одной сосне ходят, а — придет время, спрямят, спрямят тропу!»

Управились с картошкой, разлили по берестяным кружкам брусничный чай. У Алексея оказались шаньги. Одну Егорше отдал — поделился по-братски.

Сейчас, сейчас кошель отложит. Маленький пряник, не подвернулся ему под руку… Замерла Аннушка, даже глаза закрыла. Все, пропала ее затея…

Когда она снова посмотрела на ребят, то сердце так и запрыгало от радости. Чему-то улыбаясь, Алексей как раз надкусил ее пряник!

Она больше не могла сидеть за столом. Отодвинула кружку с чаем и, счастливая, побежала вниз, к озеру.

Шатров смотрел ей вслед и улыбался.

…На черном зеркале воды весело горели ярко-желтые огоньки цветущих кубышек. Глядела на них Аннушка как на самый добрый знак и все больше укреплялась в своей наивной вере: мой теперь Алеша. Мой!

5.

Как и всегда в день с горячим обедом Алексей пришел в деревню поздно. Не заходя в дом, сходил на колодец за водой, вычистил летний загон для коровы, а потом долго и старательно умывался.

За ужином за чаем, оглаживая большими ладонями горячий стакан, свел на переносье прямые материнские брови и с напускной обидой сказал:

— А ты, мать, пожалела сыну пряников, один, как подразнить, дала. Давно не жевал пряников, со службы. В охотку, с ба-альшим удовольствием съел! Где достала, неужели в лавку привезли?

— Какой такой пряник… — удивленная, спросила Федосья и тут же осеклась, вспомнила Аннушку. — А, вон ты о каком… Дак, продавщица раздобрилась. Я ее ребенка правила, поносил весной…