— Ого! — изумилась я. Вот в жизни бы не нашла. — Аварийный выход типа?
— Да, на случай форс-мажора со мной. Открывается только изнутри, — отчеканил Илья. — Вагончик я этот весь собственноручно переваривал и укреплял. Его взломать почти без вариантов. Да и днем сунуться к пчелам — дураком надо быть. Вас отсюда только выкурить останется, если что. Но для этого надо точно знать, что вы здесь, иначе смысл напрягаться. Так что расслабьтесь и отдыхайте спокойно, ребята. Я вокруг похожу, посмотрю, не наследили вы еще где, затопчу как раз. А если и рыпнуться на меня эти ублюдки — вы это издали услышите и уйти успеете, не переживайте. А как только стемнеет— и тронемся.
— Почему я не могу пойти патрулировать окрестности с вами? — насупился Антон, глянув на него исподлобья. — Я не хочу быть бесполезным балластом.
— Сдурел геройствовать?! — рявкнула я на него, как натуральная мегера, раньше чем сообразила прикусить язык. — Нет, ну ты совсем больной, Каверин? Вся башка отбита многократно, что та груша, тебе по уму бы вообще в больницу, не спал ни черта и еще по лесу шататься? А я одна? Свалить от меня не терпится? Так не суетись так, я не навязываюсь. Выберемся из этой глухомани — и адье!
В вагончике повисла тишина, и обе мужские особи уставились на меня, тут же пожелавшую провалиться в тот самый люк в полу. Это, бля, чё за психовзбрык, Лизка?
— Кхм… Ну вы тут сами приберетесь. Я пошел, — прокашлявшись, Илья торопливо пошагал к выходу, снова чему-то ухмыляясь. — Только не шумите сильно.
Дверь захлопнулась, замок тяжело залязгал, и я сорвалась с места, сбегая из-под пристального взгляда мажора. Чё пялится?!
Схватила тарелки и закрутилась на месте, соображая, где и как тут посуду-то моют. Но Антон подступил ко мне со спины, обнял, точнее уж, заграбастал, забивая на то, что пыталась отпихнуть, и присосался нагло к шее.
— Лись, это чё сейчас было? — проурчал он в мою кожу, как кошак.
Не поверишь, Каверин, сама в шоке и задаюсь тем же вопросом.
— А типа не понятно? Бесишь ты меня своим гадским выпендрежем, ясно? — взбрыкнула я, выворачиваясь из его лап.
— А, вот что оно значит. А я уж подумал, что ты одна остаться боишься, — хмыкнул он, обдав только что зацелованное место выдохом, и притерся сзади так, что впереди в мой живот уперся край столешницы, а точненько между ягодицами в шортах на голое тело его стояк, и посуду я брякнула обратно, а то что-то ручки ослабли.
— Ещ… — В горле запершило и пришлось его прочистить, но все равно голос какого-то черта осип. — Еще чего! Да быть одной мне всегда было и будет в кайф по жизни. Какого хрена ты творишь?
Последнее относилось уже к тому, что охамевший в конец мажор ловко расстегнул мои шорты, и моргнуть не успела, и спихнул их по бедрам вниз. Обхватил еще крепче за талию одной рукой, а второй деловито так отодвинул посуду подальше. Его и до этого-то, мягко скажем, настойчивые поцелуи на моей шее и плечах стали жестче, почти злее, дыхание отрывистым и жарким, а вслед и мое. Эти новые волны сжатий и тягучих перекатов внутри словно потяжелели, одолевая своей мощью мое и без того почти несуществующее сопротивление и за считанные секунды разлились-захватили всю меня, подчиняясь ритмичным толчкам упиравшейся в мои бесстыдно голые ягодицы напряженной плоти Антона, все еще скрытой под джинсой.
— Жаль, мелкая, но я лишаю тебя этого кайфа, — пробормотал Каверин хрипло мне на ухо. — Но обещаю компенсировать.
— Что? — Я уже ни черта не соображала, и его слова доходили как через километровый слой ваты. Вся я уже была предвкушением ощущений, что он подарит.
— Лись-Лись-Ли-и-ись… Отвал башки ты просто, девочка моя… Хочу тебя п*здец как, Лись… — простонал он, наваливаясь и вынуждая покорно распластаться на столешнице. Он вдавливался, втирался сзади, а у меня все сжималось и одновременно раскрывалось внутри в дикой смеси предвкушения и страха перед болью. — Засадил бы… весь залез бы… но нельзя еще…
И его тяжесть исчезла с моей спины, и я застонала от потери жалобно на долгом выдохе, но тут же им и захлебнулась, ощутив уже знакомый жар его рта на своей ягодице.
Глава 19. 1
Адье, говоришь? А хрен тебе, Лисица моя языкатая. Исключительно мой причем. Употребляемый внутрь всеми известными людям способами. Не прямо сейчас, но однозначно со временем и отныне неизменно. Возражения во внимание не принимаются и не будут. А на данный момент я тебе еще разок покажу, в чем состоит основная прелесть оставаться в моей компании, а не взбрыкивать чуть что и махать у меня перед мордой своей уже отмененной мною независимостью, как красной тряпкой перед быком. И не смотреть в рот какому-то левому громиле, пусть даже он и готов нам помочь и вывезти из этого гребаного леса. Мужик крут до охренения, признаю, но это не повод глаза свои зеленючие-сверкучие в него впирать и каждое слово ловить и кивать. На меня смотри!
ebooksa