– Ты видел ее? Ты видел? – Глаза друга были полны ужаса.
– Кого?
– Руку.
– Черную, что ли? С крашеными ногтями?
Толик закивал головой.
– Ну, странная рука, согласен, – Витя присел на бордюр. – Только чего ты так от нее ломанулся?
– Ты правда ее видел? Ты точно тоже ее видел? – Толика бил озноб.
– Говорю же, видел. И что с того? – продолжал недоумевать Витя.
– Значит, все это мне не приснилось! – Толик схватился за голову.
– Да чего ты так завелся из-за этой руки? Наверное, негр какой-нибудь ехал. Что, негров никогда не видел?
– А ногти?! – вскричал Толик. – Разве бывают у человека такие ногти?
– Ногти? Ну да, необычные ногти, – согласился Витя. – Так это, как его? – Витя почесал макушку, вспоминая слово: – Маникюр!
– Какой маникюр? – Толик, продолжая сдавливать виски руками, страдальчески покачивал головой из стороны в сторону. – Слушай, – он резко сел рядом с другом. – Хочешь, правду тебе расскажу?
– Какую правду? – не понял Витя.
– Про твою статуэтку, – Толик сказал это почти шепотом в самое Витино ухо, будто бы опасался, что кто-то может его услышать.
– Про статуэтку? – Несмотря на жару, по спине Вити пробежал холодок. – Рассказывай.
– Когда я… это… ну… забрал ее у тебя, – начал Толик, сбиваясь, – я поставил ее в свою комнату, у кровати. А ночью… а ночью… она того… – Толик замялся, не зная, как об этом сказать.
– Ожила? – помог ему Витя.
– Да, – кивнул Толик. – Но не сразу. До того, как она ожила, было еще хуже. Сначала пришла рука.
– Какая? Та самая, из автобуса? – начинал догадываться Витя.