Оцепеневшие,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Опять не получилось. – Его голос непривычно грустный. – Досадно. И больно. Каждый раз больно.

Я смотрю в зеркало, на фоне мигалок сидит расстроенный Киря, трогает себя за лицо, разминает шею. Похоже, совсем не на нас злится. Он расстроен чем-то своим. Понятным только его индиговскому мозгу.

О чем он говорит? Что там у него не получилось? Плевать. Теперь мне грозит максимум штраф. Я не убийца.

– Вы меня в багажник? Как сраный чемодан? – Не успевает договорить, замечает преследователя. – О. Да у нас погоня! – Оживляется, расползается в своей гадкой брекетовой улыбке.

Да, мать твою, погоня. Из-за тебя, урода малолетнего, за нами теперь гонится пузатый постовой.

Я говорю, что сейчас, раз он жив, можно остановиться. Штраф выпишут, максимум – удостоверение заберут.

– Трупов в машине не везем!

Киря мотает головой – нет.

– Не смей тормозить!

Только остановись, говорит, скажу, что ты выкрал, похитил меня от родителей, от моих горюющих сейчас мамочки и папочки.

– Силой напоил и заставил прятаться в багажнике, – демонстрирует, как он, испуганный, в слезах, будет жаловаться следователю.

А еще, говорит, скажу, что насиловал меня. Отгадай, говорит, кому поверят.

Вот скотина. Прыщавый мне сразу, с первого взгляда не понравился. Наглый, невоспитанный, гадкий во всех смыслах.

Говорю, что в любом случае бензин на ноле. Лучше сейчас сдаться. Меньше проблем будет.

– До города не дотянем, встанем.

Прошу не подставлять меня, прошу, давай просто остановимся, не нужны мне проблемы с полицией.

– Гони! – Он тычет пальцем вперед. – Не хочешь проблем – удирай!

– Бензина нет! Алло! Глухой?

– Гони, сказал! – Паршивец бьет меня по затылку и отсаживается, чтобы я не смог дотянуться и дать сдачи.

Ну, гаденыш, только остановимся где-нибудь, жди. В конце концов, у меня был неплохой план, как избавиться от трупа.