Оцепеневшие,

В доме ни пылинки. Подушки расставлены на кровати, стол застелен скатертью, на тумбочке старый телевизор с рогатой антенной. Кирилл отодвигает засов и вытаскивает из печи горячие горшки с едой. Суп, каша, хлеб.

Никто не удивляется. Горячая еда, и отлично. Нам плевать, как она оказалась в печи.

Ужинаем.

Соня намекает на продолжение рассказа, хочет выведать все секреты сразу, но Киря молчит.

Может, он устал?

Я и то еле держусь. Тело ломит. Представляю, как устали пацан и Соня. С предложением лечь спать пораньше никто не спорит.

– Кто куда упадет?

Выясняется, что здесь всего две кровати. И обе одноместные.

– Без проблем, я на полу лягу, – говорю.

Киря хлопает в ладоши.

– Благородно. Молодец. Но не стоит. Ты там ложись, а мы с Соней на этой поместимся.

Он запрыгивает на подушку и зовет девушку к себе.

– Поместимся-поместимся. Не переживай.

Что-то я сам не догадался. В принципе, я с Соней тоже мог прекрасно поместиться.

Девушка снимает одежду, спокойно, словно вокруг одни женщины, остается в одних трусиках. В тех самых, в горошек. Она забирается под одеяло к прыщавому.

– Ух, какие у тебя холодные ноги. – Кирилл едва шепчет, но мне все слышно. Смеется из-под одеяла. Высовывает голову и уже громче продолжает: – Свет выключи, Вован!

Я щелкаю рубильником, комната чернеет. Достаю сигарету, выхожу на крыльцо, закуриваю.

Откуда в этой халупе электричество?

Волшебство. В любом случае смерть или магия, а в одном Киря прав – это все со мной, это про меня.

Остаюсь. Не хочу удирать от судьбы.