Оцепеневшие,

22
18
20
22
24
26
28
30

Да плевать я хотел на другие паспорта. Откуда у него мой? Я его не брал, он должен сейчас лежать дома, в тумбочке, в папке, надежно запакованный вместе с остальными важными бумажками.

– Что за фокусы?

Пытаюсь подняться, но тело не слушается.

Я связан.

Как тюк, валюсь набок. Веревка стягивает ноги и руки. Я дергаюсь, рычу, пытаюсь вырваться. Но чем сильнее напрягаюсь, тем туже затягивается веревка.

– Я тебе уже сказал. Расслабься. Тебе надо пережить. Надо переварить информацию.

– Да ты совсем охренел?! А ну развяжи! Развязывай, я сказал!

– Успокойся. Надо переварить.

– Ух, падла, только выпусти! Я тебе так переварю, ганд…

На полуслове липкая лента закрывает мой рот. Я кричу «падла, сволочь, скотина», а выходит лишь невнятное мычание.

– Успокойся и послушай.

Он смотрит на меня, корчащегося на земле, и говорит, чтоб внимательно слушал.

– Планеты нет. Все погибли. Лишь угасающее сознание продолжает нестись. Люди застряли. Остановились. Им кажется, что ничего не меняется, будто жизнь продолжается. И им, и тебе просто кажется. Так удобно, понимаю. Но все кончено. Ты должен это услышать. Не ушами. Выключи мозг!

Я пытаюсь освободиться.

Бесполезно. Эту веревку мне не разорвать.

Все погибло, продолжает Кирилл. Развитие остановилось. Сам подумай, говорит. За последние годы что изменилось? Никаких новых научных открытий, никаких новых музыкальных произведений. Сплошные ремейки да ремиксы. Все повторяется, создает иллюзию развития. Мода, искусство, наука. Весь мир замер. Все. Конец.

– Смерть.

Я уже не дергаюсь, лишь мычу. Хочу, чтоб он меня развязал. Стараюсь казаться спокойным.

– Все, – говорю заклеенным ртом. – Я не злюсь, отпусти.

Мычу, а он улыбается.