Она спрашивает шепотом, заикаясь. Она спрашивает и все еще продолжает смотреть в окно.
– Не знаю.
– Поехали-поехали!
Без рассуждений поворачиваю ключ, колеса пробуксовывают. Оставляем позади орущего мужчину, на глазах которого куст, или дерево, или фонарный столб с визгом сорвался с места и умчался, словно гоночный болид, вниз по улице.
Позади остается дом с аккуратно стриженным газоном, недовольный отец Кирилла и дорожка, на которой несколько мгновений назад прогуливался мальчик.
– Это что получается? Мы убили его?
– Не знаю.
Я все еще изо всех сил жму на газ. Сам не понимаю, чего так испугался, несемся, словно за нами гонится свора бешеных псов.
– Я не хотела его убивать.
– Знаю.
– Но мы убили его.
Я не отвечаю. Даже если так, он много лет только об этом мечтал, даже если и неумышленно помогли, он этого хотел.
Как по мне, исчезнуть – не такой плохой итог. Чем жить и не помнить.
Кто знает, может, спустя несколько лет он бы все вспомнил. Может, ему предстояло вновь пройти свой трудный долгий путь становления тем, кем он был. А может, ему суждено было проживать из года в год свой день сурка, мечтая о новом горном велосипеде.
– Чего сейчас рассуждать? Случилось как случилось. И я не чувствую себя виноватым.
Соня трет лицо и просит остановить машину.
– Не знаю. Такое чувство, что я ему даже немного завидую, – говорю и сбрасываю скорость. – Знать бы, сколько осталось нам «жить» в таком состоянии. Может, нас ждет та же участь. Станем черным пятном на тротуаре…
Соня выходит, я остаюсь сидеть в машине. Она идет вдоль дороги. Я отпускаю ее немного вперед и тащусь сзади. Шины мягко шуршат по гладкому, недавно укатанному асфальту. Не замечал за ней такого раньше. С чего она так расстраивается?
– Да что случилось-то? Разве мы не этого добивались? – кричу я в открытое окно. – Мы же так и планировали. Ну пошло слегка не по плану… С чего такая реакция?
Она останавливается.