Счастливый человек

22
18
20
22
24
26
28
30
Идет гаданье. Странное гаданье:Стол, будто клумба, картами пестрит,А старая цыганка тетя ТаняНа них, увы, почти и не глядит.Откуда же тогда, откуда этаМагически-хмельная ворожба,Когда чужая чья-нибудь судьбаЧитается, ну словно бы газета!И отчего? Да что там отчего!А вы без недоверья подойдитеИ в черноту зрачков ее взгляните,Где светятся и ум, и волшебство.И разве важно, как там карта ляжет?!Куда важней, что дьявольски мудраЕе душа. И суть добра и злаОна найдет, почует и расскажет.И бросьте разом ваши почему!Ведь жизнь цыганки, этого ли мало,То искрометным счастьем хохотала,То падала в обугленную тьму.А пела так, хоть верьте, хоть не верьте,Что пол и стены обращала в прах,Когда в глазах отчаянные чертиПлясали на пылающих углях!И хоть судьба швыряла, словно барку,Жила, как пела: с искрою в крови.Любила? Да, отчаянно и жарко,Но не ждала улыбки, как подарка,И никогда не кланялась любви.В прищуре глаз и все пережитое,И мудрости крепчайшее вино,И это чувство тонкое, шестое,Почти необъяснимое, такое,Что далеко не каждому дано.Поговорит, приветит, обласкает,Словно раздует звездочку в груди.И не поймешь, не то она гадает,Не то кому-то истово внушаетСвершение желаний впереди.А тем, кто, может, дрогнул не на шутку,Не все ль равно для жизненной борьбы,Чего там больше: мудрого рассудкаИль голоса неведомой судьбы?– Постой! Скажи, а что моя звезда?Беда иль радость надо мною кружит? —Сощурясь, улыбнулась, как всегда:– Лове нанэ[1] – не страшно, не беда.Нанэ камам[2] – вот это уже худо.Ты тяжко был обманут. Ну так что ж,Обид своих не тереби, не трогай,Ты много еще светлого найдешь.Вот карта говорит, что ты пойдешьХорошей и красивою дорогой.И пусть невзгоды душу обжигают,Но праздник твой к тебе еще придет.Запомни: тот, кто для людей живет,Тот несчастливым в жизни не бывает.Ну до чего же странное гаданье:Стол, как цветами, картами покрыт,А старая цыганка тетя ТаняНа них, увы, почти и не глядит.Потом вдруг, словно вспыхнув, повернется,Раскинет карты веером и вдругГлазами в собеседника вопьется —И будто ветер зашумит вокруг…Летят во мраке сказочные кони,Цыганка говорит и говорит,И туз червей на сморщенной ладони,Как чье-то сердце, радостно горит!..1972–1984

Новый год

Эта ночь не похожа на все другие.С самых ранних восторженных детских летМы мечтали шагнуть в тот волшебный свет,Где живут наши праздники золотые.В этом празднике с дымкою голубою,Если вдруг всей душой пожелать чудес,Можно стать космонавтом, кинозвездою,Мушкетером с гитарою под полоюИль самой прекраснейшей из принцесс.Вьюга в стекла снежинками сыплет колко,Пол сияет прозрачностью ледяной,И, раскинув нарядные лапы, елка,Как жар-птица, пылает над головой.В этот час все обычное – необычно,Сердце верит и очень чего-то ждет.Ах, какой в нем сегодня огонь цвететИ каким вдруг все видится романтичным!Ночь-старуха от жарких огней кругомИ от звездных гирлянд недовольно пятится,А луна оторвавшимся колесомВдоль по млечной дороге со звоном катится.Новый год! Он для каждого сопряженС обновленьем: пусть сгинут навек заботы!Он серебряным кажется рубежом,За которым начнется большое что-то…Только нет ли тут зыбкости лотереи?Ведь любой, кто теряет, хандрит, болеет,Тот, кто с жизнью заканчивает расчет,Кто страдает у горя в холодной пасти,Тоже тост поднимал за успех и счастье,Тоже с верой встречал где-то Новый год.Если б то, чего жаждет так человек,Пусть не все, пусть частично, а все ж сбывалось,Так, наверное, мало бы зла осталосьИ, наверно, настал золотой бы век!Ну а если иначе взглянуть: не так?Разве в жизни нам радости не встречаются?Разве счастье и праздники не сбываются?Разве солнце не брызжет сквозь дым и мрак?Так ужели ж мы радостей не знавалиИ не радовал тот или этот год?Неужели ж нас буйно не целовали,Не любили и с трепетом не шепталиЧепухи, что дороже любых щедрот?!И неужто же нам не случалось взятьИ добиться мечты или яркой цели?Неужели… Да мало ли «неужели»?Ей-же-богу, их просто не сосчитать!Так давайте ж и будем смотреть вот так,Без сомнений, в грядущее новогодье,И надежду воздев, как победный стяг,Верить в счастье, как в вешнее полноводье!А еще будем подлости побеждатьИ за правду бесстрашно сражаться будем.И любить, и в работе своей дерзать,И друг другу прекраснейших дней желать,Ибо грусть и без зова приходит к людям.1986

Переводчик

Памяти Наума Гребнева

Он всегда относился к себе вполсердца,Вполтепла, вполвнимания, вползаботыИ, в других открывая все время что-то,Очень редко в себя успевал вглядеться.Всю войну – от доски и почти до доски.Ранен был, только выжил – и вновь сквозь годы…И вернулся домой, и пустил росткиТам, где сложно порой вызревают всходы.В институте средь шумных и молодыхБыл он скромным и больше всего стеснялсяНе того, что отчаянно заикался,А иного: быть чем-то видней других.Как он к славе всю жизнь свою относился?Да никак! Не искал ее, не ловил,А, по-моему, больше всего стремилсяПодружить ее с теми, с кем сам сроднился,С кем работал, чьи строки переводил.На иных языках те стихи писались.И чадило в них многое, и сверкало,А затем на подстрочники рассыпалисьИ в душе переводчика вновь рождалисьИногда даже хлеще оригинала.Переводчик порой вдохновеньем дышит,Превращая подстрочник в победный звон.Он фактически заново строки пишет,И пускай он хоть весь небосвод всколышет,Только автор стихов все равно не он.Знаю, сам сквозь подобное проходил,Испытав ради ближних все муки творчества.Сколько раз я с печалью ему твердил:– Уважаю и душу твою, и пыл,Труд твой светел, и все-таки это – донорство!Улыбнется, застенчивым вспыхнув светом:– Что ж, у каждого, видно, стезя своя.Донор? Ладно, пусть донор, но только яНикаких огорчений не вижу в этом.И, сближая сердца над тщетой границ,Так и жил, не меняя свою натуру.Сколько, сколько же окон для звонких птицРаспахнул он в родную литературу!И, не ждя для себя никаких похвал,Чуть хмельной от духовного изобилья,Он талантливым делал длиннее крылья,А ослабшим взволнованных сил вливал.Вижу: вот он склоняется над подстрочником,Озарен изнутри очень добрым светом.Весь свой век он считал себя переводчиком,Оставаясь, быть может, сто раз поэтом.1990

Слово и дело

Его убийца хладнокровноНавел удар. Спасенья нет.Пустое сердце бьется ровно,В руке не дрогнул пистолет……Но есть и божий суд, наперсники разврата…М. Ю. ЛермонтовЯ тысячи раз те слова читал,В отчаянье гневной кипя душою.И автор их сердце мое сжигалКаждою яростною строкою.Да, были соратники, были друзья,Страдали, гневались, возмущались,И все-таки, все-таки, думал я:Ну почему, всей душой горя,На большее все же они не решались?Пассивно гневались на злодеяАпухтин, Вяземский и Белинский,А рядом Языков и БаратынскийПечалились, шагу шагнуть не смея.О нет, я, конечно, не осуждаю,И вправе ль мы классиков осуждать?!Я просто взволнованно размышляю,Чтоб как-то осмыслить все и понять.И вот, сквозь столетий седую тьмуЯ жажду постичь их терпенья меруИ главное, главное: почемуРешенье не врезалось никому —Сурово швырнуть подлеца к барьеру?!И, кинув все бренное на весы,От мести святой замирая сладко,В надменно закрученные усыСо злою усмешкой швырнуть перчатку!И позже, и позже, вдали от Невы,Опять не нашлось смельчака ни единого,И пули в тупую башку МартыноваНикто ведь потом не всадил, увы!Конечно, поэт не воскрес бы вновь,И все-таки сердце б не так сжималось,И вышло бы, может быть, кровь за кровь,И наше возмездие состоялось!Свершайся, свершайся же, суд над злом!Да так, чтоб подлец побелел от дрожи!Суд божий прекрасен, но он – потом.И все же людской, человечий громПри жизни пускай существует тоже!1990

«Верховный суд»

Я окончил новые стихи,Только в сердце – никакого счастья.За какие новые грехиБуду взыскан я «верховной властью»?Вот она к машинке подойдет,Вынет лист. Потом, за словом слово,Трижды все внимательно прочтетИ затем произнесет сурово:– Любопытно было бы узнать,Кто эта загадочная дама,Что тебя жестоко и упрямоСтолько лет заставила страдать?– Нет, – скажу я, – что ты, дорогая!Не меня, героя моего.– Вот, вот, вот! Выходит, ничегоЯ уже в стихах не понимаю?Вон, смотри: в предутреннюю раньГероиня над письмом склонилась.Кто эта бессовестная дрянь?И к кому душою устремилась?!– Да пойми, что это же не я.Просто людям вздумалось влюбляться…– Я – не я и лошадь не моя?Полно! Хватит, друг мой, завираться! —И вздохнет загадочно и хмуро:– Весь сюжетец для отвода глаз!Я ж прекрасно знаю эту дуру,Слава богу, видела не раз!– Кто она? Откуда и какая?Я могу поклясться хоть венцом!..– А такая, милый, а такая —С самым пренахальнейшим лицом!Я вскипаю: – Спор наш, как для рынка!Ты же не больна и не пьяна!– Не пьяна. Но если я жена,То отнюдь не значит, что кретинка. —И вот так мы можем препиратьсяГод, и два, и до последних дней.Что мне делать с лирикой моей?!И куда несчастному податься?!Может, вправду, как иную веру,Выбрать новый и спокойный путьИ, забросив лирику, шагнутьВ детскую поэзию, к примеру?Только кто мне все же поручится,Что жена, сощуря мудрый глаз,Не вздохнет: – Задумал притвориться?Я ведь знаю, кто эта лисица,И встречала дрянь эту не раз!1991

«Есть поговорка: «Хорошо…»

Есть поговорка: «ХорошоЛишь там, где нету нас».Ну что же, я рецепт сейчасПо-моему нашел:Покиньте (вот вам мой совет)На время отчий дом.А так как вас там больше нет,То радость кинется чуть свет,Чтоб поселиться в нем.Но вот с возвратом решено,Вы – у своих дверей!А радость там уже давно,И вы, раз это суждено,Не расставайтесь с ней.Ведь коль сумел ее застатьВаш умудренный взгляд,То можно ль ей уйти назад,Тем более удрать?!Вот тут-то близким и друзьямВы скажете о том,Что свет не по чужим краям,А радость там и только там,Где мы всегда живем.29 декабря 1991 г.Красновидово

Лицемеры

На разных собраньях и заседаниях,С самых высоких трибун поройРечи, составленные заранее,Они швыряют, как заклинания,Вздымая руки над головой.Выносят решения на обсуждение.Проблемы поставлены в полный рост.И хвастают, хвастают без смущенияЦифрами хитрого построения,Ловко притянутыми за хвост!А в зале зевают. И знают люди(У всех нынче мудрая голова),Что дел все равно никаких не будетИ это всего лишь одни слова.Им точно известно, как ни крутите,Что шум этот, в общем, ни для кого.Громятся пороки. Но вы рискнитеКуснуть из ораторов хоть одного!Так, значит, сиди и молчи? ИначеПодрежут крылья на полпути?Ну, нет! Вот как раз ничего не значит,Тысячу раз ничего не значит,За правду всегда надо в бой идти!Вы только вслушайтесь, как сейчасГудит по стране напряженный ветер!И схватка за правду на белом светеЗависит, хоть в чем-то, да и от нас.Сегодня бессмысленно говоритьО том, кто страну развалил на части.Сегодня последнее наше счастье —Хоть что-то от гибели сохранить…И от последней черты, от краяСтрану удержать свою и народ.И, силы упрямые воскрешая,Как в годы сражений, пойти вперед!И пусть будет тяжко и трижды сложно,Но если все подлое победить,Из тягот страну свою возродить —Я знаю и верую, что возможно!1991

Наивность

Сколько я прочел на свете строкО любви, как плетью оскорбленной,О любви, безжалостно сожженной,Из сплошных терзаний и тревог.Сколько раз я слышал от друзейО разбитом на осколки счастьеИ о злой или холодной власти,В пешки превращающей людей.И тогда мне думалось невольно:Пусть не все я знаю на земле,Но в науке о добре и злеПреуспел я нынче предовольно.– Что мне зло и хитрости ужи! —Думал я в самовлюбленном барстве.Знал. И слова тут мне не скажи!А споткнулся на глупейшей лжиИ на примитивнейшем коварстве…Что ж, пускай! Не загрохочет гром,И звезда не задрожит в эфире.Просто помнить следует о том,Что одним доверчивым осломСтало больше в этом славном мире!1991

Оптимистические стихи

Может статься когда-нибудь, через векИли раньше: чрез пол- или четверть векаСтанет жить замечательно человек,Будет все у хорошего человека.А сегодня, куда бы ни бросил взгляд —Под шикарной рекламою – дрянь продуктыИ слова: «ветчина», «балыки» иль «фрукты»Чуть не горькой издевкой подчас звучат.Ну, а там, где товары и с добрым качеством,Сам не знаешь, смеяться или скорбеть?Ибо цены такие на нас таращатся,Что, пожалуй, от ужаса чтоб не брякнуться,Лучше попросту было бы не смотреть.Где же выход из мерзкого положения?Вот цыган как-то лошадь учил не есть.Лошадь сдохла. А будь у нее терпение…Может, лучшего нет и для нас решения?Стоп, сограждане! Выход, пожалуй, есть!Надо всем исповедовать хатха-йогу:Йог одним только духом всегда живетИ питания просит совсем немного:Съел морковку и сыт чуть не целый год.А еще неизвестно с какого времени,Чтоб, возвысясь, не думать про свой живот,Он стоит вверх ногами с утра на темениИ поэтому мыслит наоборот.Вот и мы, чуть на голову только встанем,Сразу свято поверим, что наш животПросто треском трещит от земных щедрот,И грустить о питании перестанем.А почувствовал вновь, что живот пустой,Сам себе подмигни и скажи: «Понятно!»Встань на голову, где-то с часок постойИ… считай, что поел. Да еще бесплатно!Хорошо. А с одеждою как же быть?Ведь купить даже майку сегодня сложно.И в ближайшее время, вполне возможно,Даже стыд будет нечем уже прикрыть!Ну, а как сохранить без одежды честь?Может, с фиговой ветки разжиться листьями?Чепуха! Гениальнейший выход есть:Надо всем нам немедленно стать нудистами!У нудистов не жизнь, а почти что рай:Ни смущенья тебе, ни косого взгляда.И ни платьев, ни брюк вообще не надо,Всем, чем хочешь, разгуливай и сверкай!Стоп! Но тут возникает вопрос такой:Голышом можно храбро резвиться летом.А что делать, простите, в мороз зимой?Когда тело покроется синим цветом?Неужели ж живыми застыть Казбеками?Нет, есть выход! И очень простой, ура!Голь на выдумки, как говорят, хитра:Станем, граждане, снежными человеками!Без одежды, конечно, мороз не сладок,Это первые месяцы, а потомДикой шерстью, наверное, обрастемДа в эротику кинемся и – порядок!Это очень поддержит продрогший дух,Ибо снежные люди, как утверждается,Превосходно на холоде размножаются,А едят всего-навсего снег да мух.Так давайте вовсю улыбаться, люди!Ведь коль впрямь ухитримся не умереть,Ничего уже с нами тогда не будет,Можно смело в грядущую даль глядеть!1991

О покорности и любви

Повезло нам иль не повезло,Только мир устроен очень странно:Ибо в этом мире постоянноВсюду рядом и добро, и зло.Был Иисус исполнен светлых сил,И, прося властителей о милости,Он взывал к любви и справедливостиИ всю жизнь терпению учил.И к сердцам, молящим о защите,Золотые подбирал ключи:«Кто тебя ударит по ланите —Ты подставь другую и молчи!»Только зло всегда вооружалось,Никаких укоров не стыдясь.Зло над добротой всегда смеялось —Ведь где сила, там всегда и власть!Поливаем завистью и ложью,Нес Христос свой тяжелейший крест.И не окажись он Сыном Божьим,Разве б он вознесся и воскрес?И не будь там в час смертельной мукиЗа спиною Бога самого,Кто к нему потом воздел бы руки,Даже просто вспомнил про него?!Нет, я не грешу, а восхищаюсьТой прекрасно-скорбною стезей.Но я с жизнью все-таки встречаюсьИ до правды нам, не сомневаюсь,Не дойти с покорностью одной.И чтоб зря всю жизнь не унижаться,Я уверен, что Любовь должнаНе терпеть от зла, а защищатьсяИ за правду яростно сражаться,А не то ей просто грош цена!1991

Пустословы

Верю в честных и искренних. Чту непосредственных.Всех, кто светится совестью изнутри.Но всю жизнь презираю людей безответственных,Чьи слова – словно мыльные пузыри.Преспокойно, уверенно обещаютСделать то-то и то-то, а что потом?А потом все, что сказано, нарушают,Словно тут они даже и ни при чем.Что творится в такой вот душе в тот час?Ничего абсолютно не происходит.Человек по земле преспокойно ходит,Так, как будто и нету в природе вас.Молвил: «Сделаю завтра же!» и не сделал,Обещал: «Позвоню!» – никаких звонков.Будто сам «удовольствий» вовек не ведалОт чужих безответственно-лживых слов.Впрочем, нет, если сам он обманут где-то,Мир с овчинку покажется болтуну.Он, как камень, пошлет трепача ко днуИли в гневе буквально сживет со света.А смешнее всего, что ведь сам-то онБудет завтра же сыпать слова пустые.Ибо он чтит себя словно фон-барон,А другие – на то они и другие!И порою мне кажется: если б всеПерестали бездумничать и трепаться,То давно бы вся жизнь наша, может статься,Мчалась ввысь, как по солнечному шоссе!И всегда все отпетые болтуныИ живут, и блаженствуют, без сомненья,Лишь за счет только нашего всепрощенья:Обманули и тотчас же прощены!Так пускай, если мы и взаправду люди,Наш ответ отольется им, как свинец:Обманул? Натрепался? И все! Конец!Больше веры вовеки уже не будет!И стоять на своем, хоть вопи, хоть плачь.А поможет? Клянусь, еще как поможет!Ибо он – безответственный тот трепач —Без доверья и суток прожить не может!1991

«Правили страною партократы…»

Правили страною партократы,И лежала грусть в сердцах, как тень.Но добились власти демократы,И пришел к нам настоящий день.Жизнь настала – некогда грустить!Только не поймешь, на что решиться:То ли волком с радости завыть,То ли просто взять да удавиться?Партократы или демократы?Демократы или партократы?Большинству, пожалуй, все равно:Те и эти, в сущности… одно!1991

Хочу понять

Верить можно лишь в то, что всегда понятно.В непонятное как же возможно верить?Непонятное, правда, порой занятно,Только все-таки это – глухие двери.Вот никак не пойму: почему, зачемБожьим силам угоден лишь раб скорбящий,Раб, повсюду о чем-то всегда молящий,Уступающий в страхе всегда и всем?Отчего возвеличен был в ранг святогоТот, кто где-нибудь схимником век влачил,Кто постами себя изнурял суровоИ в молитвах поклоны бессчетно бил?Он не строил домов, не мостил дороги,Он не сеял хлебов, не растил детейИ за чьи-либо горести и тревогиНе платился в борьбе головой своей.Он молился. Все правильно. Но молитьсяМного легче, чем молотом в кузне бить,Плавить сталь или сосны в тайге валить.Нет, молиться – не в поте лица трудиться!Но в святые возвысили не того,Кто весь век был в труде и соленой влаге,А того, не свершившего ничегоИ всю жизнь говорившего лишь о благе.И правдиво ль Писание нам гласит,Что повсюду лишь тот и отмечен Богом,Кто склоняется ниц пред Его порогомИ в молитвах Ему постоянно льстит?!Бог – есть Бог. Он не может быть людям равным,Уподобясь хоть в чем-нибудь их судьбе.Разве может он быть по-людски тщеславнымИ вдыхать фимиам самому себе?!И оттуда – из гордого великолепьяЯ не верю тому, что в людских глазахС удовольствием видит Он Божий страхИ униженно-жалкое раболепье!И никак не могу я постичь душой,Почему и в былом, и при нашем времениЖизнь мерзавцев, как правило, – рай земной,А порядочным – вечно щелчки по темени?!И коль ведомо Богу всегда о том,Что свершится у нас на земле заране,Почему Он не грянет святым огнемПо жулью, подлецам и по всякой дряни?!Да, согласен: Он есть. Но иной, наверно,И не все, может статься, в Его руках,Значит, биться со всем, что черно и скверно,Надо нам. Нам самим, на свой риск и страх.Да и надо ль, чтоб лезли в глаза и ушиЖар свечей, песнопенья и блеск кадил?Бог не жаждет торжеств, не казнит, не рушит.Пусть Он вечно живет только в наших душах,Где учил бы труду и любви учил.Жить по совести – это и есть – прекрасно.И действительно честным не слыть, а быть,И со всякою нечистью биться страстно —Вот такое мне очень и очень ясно,И такому я вечно готов служить!1991

Четвертое измерение

Правдив он иль нет – ни на гран сомнения.Она его слушает не дыша.Душа его – это ее душа,А мненье – ее моментально мнение.– Простите, – спросил я, – а вы подверглиСомненью хоть что-нибудь: так – не так? —Она рассмеялась: – А вы чудак!Какая мне разница: так ли, нет ли?!Я знаю, вы спросите: отчегоЯ каждое слово его ловлю?И верю, как Богу? Да оттого,Что каждым дыханьем его люблю!И он для меня – словно царь Мидас:К чему на мгновенье ни прикоснется,Все тотчас же золотом обернетсяИ правдой, проверенной сотни раз!Нет-нет! Не смотрите так с осужденьем!Поймите: в такой, как моя, любви —Быть может, четвертое измеренье,И счастье, и мысли, и соловьи!Скажи он мне с горечью: – Мир ужасен! —Я только кивну ему головой.А крикни он радостно: – Нет, прекрасен!– Прекрасен, – отвечу я, – светлый мой!Возможно, в душе вы сказали хмуро,Что гордости тут и в помине нет.Но нет! Я не флюгер, не гном, не дура.Я – верую. В этом-то и секрет!И вот, повторяю вам вновь и вновь,Что я ни на йоту не унижаюсь.Не сомневаюсь, не сомневаюсь:Любовь без доверия – не любовь!И пусть мне хоть сто шептунов расскажутКакой-то недобрый о нем секрет,А он усмехнется: – Ведь сажей мажут… —Я к черту всех тотчас пошлю в ответ!Есть множество разных мужчин и женщин.И каждый шагает своей стезею:Кто верует в Бога, а кто в идею,А верить в любовь – разве это меньше?! —Я выслушал женщину и сказал:– Все ведал: и радости, и обиды я,А нынче я просто светло завидую, —И тихо ей руку поцеловал.6 октября 1991 г.

Вечные темы

Рушатся планы, идеи, системы,Всюду – дискуссии, споры и критика.Ну до чего надоела политика,Надо писать на вечные темы!Темы любви, выживания, совести,Темы предательства и юродства,Темы высокого благородстваПопросту рвутся в стихи и повести.Только ведь как тут сражаться нужно!Если все сыплется под откосы:Многие кинулись нынче дружноНа политические вопросы.Ну, а политики – люди дошлые:Сельдью ныряя в море бушующем,С трибуны кричат о красивом будущем,Толкая всех в бедность и горе пошлое.И всех перед каждою строгой датойЗовут они к трудностям предстоящим,А сами, все блага гребя лопатой,Живут замечательно в настоящем.А впрочем, о чем они там вещают —Неважно. В словах тех изрядно пыли.На свете политиков не бывает,Чтоб людям не лгали и не хитрили.Так как же сегодня нам всем, скажите-ка,Писать наши повести и поэмы:О лгущих нам чаще всего политикахИли на вечные все же темы?Ведь сколько когда-то я строк писалО так называемой «перестройке»!Я верил, я честно душой сгорал.А что получилось? – Обман, скандал!И весь тот взволнованный труд – в помойке!Поэтому – к дьяволу злобу дня!Политик пришел и ушел навеки.А вот останется в человекеЛишь свет от действительного огня!Мы знаем Россини и Беранже,Мольера, Гюго и Тагора знаем,Но кто тогда царствовал? Мы ужеПодчас абсолютно не представляем!Неправда, что жизнь для всех быстротечна.Наш опыт давно подтвердил блестяще,Что только прекрасное в мире вечно,А все приходящее – проходяще.И, право же, нет тут давно секрета,Что Музы – сильнейшая в мире критика,А песня, памфлет иль строка поэтаПугают и держат в узде политика.И больше того, и больше того:Когда бы не высшие идеалы,От всех нас осталось бы очень мало,А может, и вовсе бы ничего.Садись же за повести и поэмы,И если нет фальши в твоей крови,Пиши на извечные в мире темы:О зле, о надеждах, что жаждем все мы,О правде, о совести и любви!1992

Второе пришествие

Мир злом переполнен черным,А радость так быстротечна,Однако, по книгам церковным,Злу в мире царить не вечно.О часе гадать не будем,Но кончатся в мире бедствия,Когда при втором пришествииБог явится снова людям.Архангел над бездной встанет,К губам поднесет трубу,И суд на планете грянет,И каждый тогда узнаетНавеки свою судьбу.И люди пойдут осознанно,Безропотно друг за другом.И каждому будет возданоИ строго, и по заслугам.Но только в той были-небылиОдно не постигнет разум:Неужто же ТАМ не ведалиО том, что здесь люди делали?Однако пришествий не былоЗа двадцать веков ни разу?!Не ведаю, что окажется:Где миф, где святая сила?Но только порой мне кажется,Что все это в прошлом было.Что как-то, молитвам внемля,Задумав спуститься к людям,И Бог, и архангелы-судьиВзглянули с небес на землю.Взглянули и не поверилиПресветлым очам своим:Люди гадости делали,Повсюду война и дым!Одни, с душонкой тщедушною,К власти, как псы, рвались.Другие же, злу послушные,Охотно, вопя, дрались.И часто, забыв о совести,Готовы идти по костям,Люди творили подлостиИ тут же, без тени робости,Кланялись небесам.И, чужд их бесстыдству грешному,Бог горько всплеснул рукамиИ молвил: – Да ну их к лешему!Пускай разберутся сами!1992

Модные люди

Мода, мода! Кто ее рождает?Как ее постигнуть до конца?!Мода вечно там, где оглупляют,Где всегда упорно подгоняютПод стандарт и вкусы, и сердца.Подгоняют? Для чего? Зачем?Да затем, без всякого сомнения,Чтобы многим, если уж не всем,Вбить в мозги единое мышление.Ну, а что такое жить по моде?Быть мальком в какой-нибудь рекеИли, извините, чем-то вродеРядовой горошины в мешке.Трудятся и фильмы, и газеты —Подгоняй под моды, дурачье!Ибо человеки-трафареты,Будем честно говорить про это, —Всюду превосходное сырье!И ведь вот как странно получается:Человек при силе и красеЧасто самобытности стесняется,А стремится быть таким, как все.Честное же слово – смех и грех:Но ведь мысли, вкусы и надежды,От словечек модных до одежды,Непременно только как у всех!Все стандартно, все, что вам угодно:Платья, кофты, куртки и штаныТой же формы, цвета и длины —Пусть подчас нелепо, лишь бы модно!И порой неважно человеку,Что ему идет, что вовсе нет,Лишь бы прыгнуть в моду, словно в реку,Лишь бы свой не обозначить след!Убежден: потомки до икотыБудут хохотать наверняка,Видя прапрабабушек на фотоВ мини-юбках чуть не до пупка!– Сдохнуть можно!.. И остро, и мило!А ведь впрямь не деться никуда,Ибо в моде есть порою сила,Что весомей всякого стыда.Впрочем, тряпки жизни не решают.Это мы еще переживем.Тут гораздо худшее бывает,Ибо кто-то моды насаждаетИ во все духовное кругом.В юности вам сердце обжигалиМузыка и сотни лучших книг.А теперь вам говорят: – Отстали!И понять вам, видимо, едва лиМодерновой модности язык.Кто эти «премудрые» гурманы,Что стремятся всюду поучать?Кто набил правами их карманы?И зачем должны мы, как бараны,Чепуху их всюду повторять?Давят без малейшего смущения,Ибо модник бесхребетно слабИ, забыв про собственное мнение,Всей душой – потенциальный раб!К черту в мире всяческие моды!Хватит быть бездарными весь век!Пусть живет, исполненный свободы,Для себя и своего народаУмный и красивый человек!3 февраля 1993 г.Красновидово

На даче

Девушка смотрит спокойным взглядом,Как бабушка рвет сорняки на грядке.Девушка с книгой уселась рядом —Все здесь прекрасно и все в порядке!Бабушка медленно поднялась,Взявшись со стоном за поясницу:Пробует, бедная, распрямиться.Девушка книгу читает всласть.Строчка за строчкой летит вперед,Сколько же зла в этом мире людном!Книга людей к доброте зовет,К помощи тем, кому в жизни трудно.Девушке хочется вдаль вглядеться,Молнии брызжут из юных глаз.Как ненавидит она сейчасТех, у кого – ни души, ни сердца!Бабушка снова, скрывая стон,Гладит, готовит и убирает. Внучка – сражается в бадминтонИли, рассыпав звонком трезвон,Ветер на велике обгоняет!Бабушка села на стул: хоть плачь!А ведь какая была когда-то!..Внучка с друзьями играет в мяч,Славный идет волейбольный матч!Надо ведь силы девать куда-то!Девичье сердце добром сияет:Видя в кино бессердечность злую,Ах, как она кулачки сжимает,Всем существом своим протестуя!О, как хотела б она сквозь ночьКинуться в край ледяного царства,Всем, кто в пути изнемог, – помочь,А заболевшим достать лекарства!В сумрак вернулась. Часы на стол…Быстро разделась и засыпает…А бабушка, охая, моет пол,А бабушка в кухне белье стирает…1993

Последний концерт

Памяти Олега Кагана