Таинственно шелестели листвой развесистые ивы, которых так много было в нашем родном местечке, время от времени перебегали дорогу серые, черные коты, некормленые и решительные. Улица была безлюдной. Местечко готовилось к встрече с неизвестностью, надвигавшейся с чужого, страшного Запада. Совсем не таким представлялся нам когда-то отлет из родных мест в далекий мир. Не было ни вокзала, ни перрона, ни девчат, учившихся вместе с нами…
Для ночлега избрали низенькую хатенку, почти на самой окраине местечка. Хозяйка — бабулька, которую мы прежде, кажется, никогда не видели в лицо, — охотно пустила нас ночевать.
— Все смерти боятся, убежали в лес, — сообщила она. — А я не боюсь, я свой век прожила. Вы откуда же идете, хлопчики, может, из Ленинграда? Мой внучек там на столяра учится. Может, встречали? Семен Гречка — его фамилия. Боже, боже, у всех дети как дети, домой пробираются, а нашего нет и нет…
Мы не сказали бабке о том, что идем не к дому, а из дома, и просто не захотели ночевать эту последнюю ночь под родной крышей. Не сказали о том, что знаем ее внука Семена Гречку. Он учился с нами вместе до седьмого класса, а потом уехал в ремесленное училище.
Сноп соломы, разбросанный на полу, мешки под головами, равнодушные звезды, мигавшие через оконце с ясного августовского неба, — наш первый ночлег в дороге. Перед тем как лечь спать, Микола Заболоцкий попросился домой. Он сказал, что забыл дома компас, и обещался его принести через час. Миколина просьба нам не понравилась.
— Обойдемся, — недовольно промолвил Петрусь. — Язык и без компаса до Киева доведет…
Мы действительно держали путь на Киев. Идти через Гомель было уже нельзя. Его заняли немцы.
Договорились подняться на рассвете. До Днепра нужно было пройти километров сто с гаком. О величине «гака» можно было только догадываться, ориентируясь по карте Европейской части СССР, которую мы захватили с собой.
Легли мы спать вчетвером, а проснулись втроем. Миколы Заболоцкого не было. Сначала мы подумали, что он просто раньше нас встал и вышел во двор. Но не было и пухлого Миколина мешка. Все стало ясно.
— Сбежал, как самый последний предатель, — презрительно сказал Петрусь. — Он всегда вилял, был хорош и вашим и нашим. Баба с воза — коню легче…
Мы заклеймили Миколу и его поступок позором и, даже не завтракая, двинулись в путь. Сначала окрестности были знакомые: сосновые посадки, где деревья росли словно по шнурку, ровными рядами, веселые березовые рощицы, просто лес, в котором дружно и миролюбиво соседствуют ольха и рябина, ясень и дуб. Здесь нам приходилось бывать. В последний год обучения в школе, ранней весной, в этих самых лесах и перелесках проводилась большая военная игра, организованная школьным комитетом ОСОАВИАХИМа. Мы смело топтали здесь вереск, стучали трещотками, заменявшими пулеметы, победно наступали. Тогда мы, конечно, не думали, что очень скоро без всякого боя нам придется покидать родные поля и леса.
Во многих местах стоит несжатый урожай. На ржаном поле колосья склонились к земле, осыпаются ячмень и пшеница. А погода — жни, коси, молоти… Светит солнце, дали застланы легкой прозрачной дымкой, на небе ни облачка. Дождей не будет, хлебороб! Но никто не косит и не жнет…
Остановились поесть под большим дубом, отмерив километров двенадцать. Для этого пришлось немножко свернуть с проселочной дороги на край леса. В лесу на разные лады заливаются птицы, которые уже вывели своих птенцов. Им весело, птичкам: дни еще теплые и до отлета далеко…
В мешке у каждого из нас пока еще полно: хватит самое малое на неделю. Кроме хлеба и опресноков — сало, ветчина, яйца, лук. Грише мать положила даже мешочек сахару и большую кружку — для чая. Едим обобществленные припасы и не стесняемся друг друга.
— Сколько у кого денег? — подкрепившись, спрашивает Петрусь. Лицо у него сосредоточенное и серьезное: наш командир что-то обдумывает.
У меня красненькая тридцатка, три рубля серебром и на сто рублей облигаций. Отец уже год как на пенсии, больших денег в доме не было. У Петруся немного больше, чем у меня, — сорок два рубля, у Гриши — целых семьдесят. Но зато у них нет облигаций.
— Хватит денег, — говорит Петрусь. — На билеты хватит. А доедем до Курска — заработаем. Не калеки…
— У Миколы было двести рублей, — сообщает Гриша. — Он мне сам похвалился…
Мы не хотим слушать про Миколу. У него было денег больше, чем у нас у троих, а он все-таки сбежал. Разве немцам нужны его деньги?
Солнце уже достаточно высоко, сейчас, должно быть, часов двенадцать. Где-то под самыми облаками начинает нудно гудеть немецкая «рама». Все эти дни мы видели только немецкие самолеты. Наши отступали обычно ночью, — видимо, из-за немецких самолетов, которые хищно караулят в небесной сини. Впереди раздается несколько взрывов. Это, наверное, на шоссе. Мы поэтому и пошли проселочной дорогой, чтоб не попасть под бомбежку.
ebooksa