Не могу дышать.
Нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Полицейские спрашивают и спрашивают, но я говорю только:
– У меня есть бабушка. Она каждый день думает, что сегодня вторник.
Тени становятся длиннее.
Я сижу на ступеньках у передней двери.
Слезы текут не переставая.
А ведь я почти никогда не плачу.
Но это уже не я.
Теперь я уже никогда не буду собой.
Тех двоих, что были мне так нужны, тех двоих, кому важнее всего было узнать об этом ужасе, – тех двоих больше нет.
У меня стучат зубы.
Хочу, чтобы можно было закрыть глаза и все остановить.
Сердце бухает в груди, легкие наполняются воздухом и опадают, но мне все равно.