При этом, правда, законодательно определялось наказание вплоть до года тюремного заключения для всякого, кто силой или угрозами препятствует гражданам или религиозным объединениям свободно практиковать свою веру, совершать религиозные обряды или отправлять богослужения. Православная Церковь стала считаться носительницей «традиционного вероисповедания болгарского народа» и «демократической народной
Церковью»[249]. Однако вся ее общественная деятельность была резко ограничена. В результате Православная Церковь стала быстро терять свое значительное влияние на широкие слои общества, которое пронесла через века османского владычества.
Впрочем, первые трения-конфликты с новой властью начались еще в конце 1944 – начале 1945 гг. Так, 3 ноября 1944 г. Синод отправил министру пропаганды письмо с протестом по поводу передач на радио «София», порочащих болгарских священнослужителей[250]. В это же время здания Софийской и Пловдивской Духовных семинарий оказались заняты советскими и болгарскими войсками, при этом Софийская семинария св. Иоанна Рильского оставалась в Черепишском монастыре с 1944 по 1991 гг., а Пловдивская семинария свв. Кирилла и Мефодия вообще была закрыта с 1948 по 1990 г.
1944/1945 учебный год во многом оказался сорван. Этому способствовали и репрессии отдельных преподавателей. Так, например, ректор Софийской семинарии архимандрит Николай был арестован в конце 1944 г. за участие в международной комиссии, расследовавшей убийство польских офицеров в Катыни. Осенью 1945 г. были задержаны по обвинению в фашизме преподаватели Пловдивской семинарии: Д. Поптомов и протоиерей Михаил Шишкин. Тем не менее, в 1946 г. в Болгарии еще действовали четыре средних духовных учебных заведения: Софийская семинария, Пловдивская семинария, Черепишское священническое училище и Черепишский пастырско-богословский институт. Кроме того, студенты обучались на богословском факультете Софийского университета[251].
Еще указом министра народного просвещения от 6 октября 1944 г. преподавание Закона Божия было удалено из учебных программ, а также запрещена молитва перед уроком. В ответ Синод отправил правительству официальную просьбу о терпимом и уважительном отношении к преподаванию вероучения. Хотя Церковь исключили из состава Высшего учебного совета, в результате переговоров в январе 1945 г. министр издал новый указ, согласно которому было разрешено факультативное преподавание Закона Божия и курса истории Болгарской Православной Церкви.
Для подготовки факультативных преподавателей на 1945 г. Синод в срочном порядке организовал специальный краткосрочный курс в Черепишском пастырско-богословском институте для 135 священнослужителей. Впрочем, это было явно не достаточно, так как в 1945 г. Болгарская Церковь имела 3158 приходов и 2400 приходских священников (в 1947 г. в Болгарии насчитывалось 86 монастырей, лишь около 2500 приходов с 2250 храмами и 2225 священнослужителей). Согласно указу Синода от 27 декабря 1945 г. об организации факультативного преподавания Закона Божия в приходских училищах, в 1945/1946 учебном году была создана целая сеть таких училищ: в Пловдивской епархии – 321, Велико-Тырновской – 205, Старо-Загорской – 153, Варненско-Преславской – 147, Доростоло-Червенской – 139, Врачанской – 121, Виденской – 110, Сливенской – 107 и т. д. Однако уже в январе 1946 г. начался поворот к насаждению антирелигиозной пропаганды и коммунистической идеологии в школах. Указом и. о. министра народного просвещения Р. Ангелова от 15 января 1946 г. в государственных училищах не разрешалось религиозное воспитание в любой форме[252].
Осенью 1944 г., как уже говорилось, начались репрессии священнослужителей. В этот период так называемыми народными судами по обвинению в сотрудничестве с фашистами было осуждено 90 духовных лиц, и еще несколько арестовали или убили без всякого суда и следствия[253]. Готовились аресты и всех членов Синода, кроме митрополита Стефана, за то, что они в одном из своих посланий лета 1944 г. высказались против партизан. Узнав об этом, Г. Димитров в письме Т. Костову от 13 ноября попросил не допустить этого: «Арест членов Синода произведет отрицательное впечатление и, несомненно, будет использован звенаритами, земледельцами и другими нашими союзниками против нашей партии, что вызовет неблагоприятное для нас смущение у сельского населения»[254].
Однако Г. Димитров не заступился за двух арестованных в октябре 1944 г. архиереев: митрополита Паисия – из-за его высказываний в пользу Германии на страницах «Церковного вестника» и выпуска пронемецкого епархиального послания «Духовное возрождение» (при этом владыка был защитником болгарских евреев и убежденным противником расовой идеологии) и митрополита Кирилла – как начальника военного духовенства. Митрополитов продержали в тюрьме до марта 1945 г.[255]. Владыку Кирилла освободили по ходатайству члена ЦК БРП Т. Павлова, которого митрополит в годы войны спас из концлагеря.
Первая волна репрессий духовенства (под знаком антифашизма) продолжалась с сентября 1944 по май 1945 гг.[256]. В этот период по церковным данным были подвергнуты суду 158 священно- и церковнослужителей, из них 152 осуждены, в том числе 13 – на смерть. Кроме того, 45 духовных лиц были задержаны без судебных санкций, из них 25 бесследно исчезли и 4 оказались убиты[257].
В 1945 г. из ведения Церкви были изъяты дела о разводах, в следующем году гражданский брак был объявлен единственно законным. В своей антицерковной политике болгарские власти подрывали влияние Синода, умело используя действовавший уже несколько десятилетий Союз священников, так как ощутимые противоречия между епископатом и приходским духовенством существовали в Болгарии с начала XX века[258].
Часть руководства Болгарской Церкви открыто выражала недовольство усиливавшимся ограничением религиозной деятельности в стране. В конце 1946 г. в церковной печати появилась серия статей отца Стефана Цанкова, Л. Казанджиева, Дюлгерова, Пальчовского и др., призывавших к борьбе с безбожием и «марксистской ересью». Такую же позицию занимал и редактор газеты «Църковен вестник» профессор богословия И. Марковский [259].
11 мая 1948 г. начальник дирекции вероисповеданий МИДа Д. Илиев направил Болгарскому Синоду циркулярное письмо, ставшее ярким примером административного давления и грубого вмешательства во внутрицерковные дела. Церковному руководству предписывалось «содействовать усвоению со стороны клира и верующих начал народной демократии», принимать конкретные меры «против зарвавшихся реакционеров и реставраторов», «укреплять престиж Президиума Народного собрания и правительства, разъясняя экономическую, внутреннюю и внешнюю политику его», освободить «церковный аппарат» от всех «реакционных и реставраторских элементов» и т. п.[260].
Подобные требования вызвали возражения даже со стороны Совета по делам Русской Православной Церкви. 30 июня 1948 г. Г. Г. Карпов написал о своем категорическом несогласии заместителю министра иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому: «Из содержания письма можно сделать вывод, что болгарское правительство весьма нуждается в поддержке церкви, хочет церковь прямо поставить на службу государству и через нее проводить в жизнь программу Отечественного фронта… Этот пункт может быть истолкован, как насилие над церковью, которой предлагают в богословских школах воспитывать учеников в атеистическом направлении. По мнению Совета, оказывать необходимое влияние в нужном направлении на Болгарскую православную церковь можно было бы другими способами… во всяком случае, выдвигаемые положения о взаимоотношениях между церковью и государством в такой форме, как они изложены в циркуляре, по мнению Совета, неприемлемы»[261]. Об этом мнении советский МИД проинформировал болгарское правительство.
При этом дружеские отношения Болгарской и Русской Церквей продолжали развиваться. 20 марта 1946 г. экзарх поздравил патриарха Алексия и Г. Г. Карпова с присоединением украинских униатов к Московскому Патриархату В телеграмме Карпову в частности, приветствовалось возвращение к Святой Русской Церкви-Матери «отторгнутых когда-то от нее католической агрессией… карпатороссов»[262]. В письме на имя Г. Димитрова от 7 августа 1946 г. митрополит Стефан отмечал: «Нет такой силы, которая могла бы омрачить всенародное желание неразрывного единства с нашей освободительницей – Россией и Русской православной церковью. Это желание мы возведем в культ»[263]. А в письме патриарху Алексию от 10 января 1948 г. экзарх Стефан поддержал право Московского Первосвятителя созывать совещания глав автокефальных Православных Церквей[264].
В июле 1948 г. болгарская делегация во главе с митрополитом Стефаном приняла участие в проведенном в Москве под благовидным предлогом празднования 500-летия автокефалии Русской Церкви совещании глав Православных Церквей, хотя и не без проблем. Согласно сообщению служившего тогда в Болгарии русского протоиерея Всеволода Шпиллера от 3 марта 1948 г. в Софии, в преддверии Амстердамской экуменической Генеральной ассамблеи, началась деятельность, проходившая «под знаком усиливавшейся активности западников, охватывающей все сферы церковной жизни и внешних отношений церкви». Патриарху Алексию пришлось в специальном письме от 31 марта напомнить митрополиту Стефану о договоренности решать подобные вопросы на предстоящем Всеправославном совещании в Москве[265].
Но на экзарха оказывалось сильное давление и со стороны экуменических кругов. В докладной записке Г. Г. Карпова в ЦК ВКП(б) от 3 июля 1948 г. отмечалось, что «Болгария и Югославия стали местами паломничества видных деятели Всемирного Совета Церквей, встречавшихся с главой Болгарской Православной Церкви, с Сербским патриархом, митрополитами и богословами», при этом постоянно звучали обещания щедрой материальной помощи в обмен на участие в экуменическом движении[266].
По предложению поверенного в делах СССР в Болгарии К. Д. Левычкина, премьер-министр Г. Димитров 22 мая 1948 г. встретился с экзархом Стефаном и дал ему понять, что выступление на Московском совещании в защиту экуменистов будет равносильно «акту враждебного отношения» к Советскому Союзу и болгарскому правительству В результате беседы была достигнута договоренность, что в состав делегации Болгарской Церкви будут включены только лица, настроенные «благонамеренно к Московской Патриархии» (т. о. исключались убежденные экуменисты протопресвитеры Георгий Шавельский и Стефан Цанков)[267]. Экзарх «заявил, что он порывает с экуменическим движением, служащим интересам англо-американских империалистов, что он окончательно связал судьбу Болгарской церкви с политикой Кремля и т. п.». Была также достигнута договоренность о полном контакте Болгарской Церкви с политикой правительства Отечественного фронта. В свою очередь, Г. Димитров, от лица правительства, обещал восстановить Патриаршество и «сделать Стефана патриархом»[268].
Целью совещания 1948 г. была попытка объединения Православных Церквей под эгидой Московского Патриархата или как минимум окончательное оформление европейского Православного блока. В Москву приехали делегации 11 автокефальных Церквей из 13, правда, две делегации – Константинопольская и Элладская прибыли только на празднества и в работе совещания непосредственно не участвовали, пытаясь воздействием на некоторых глав Церквей (прежде всего на митрополита Стефана) сорвать принятие ряда решений[269].
Празднества и заседания проходили в Москве почти две недели, среди докладчиков были митрополит Пловдивский Кирилл, выступивший с докладом «Ватикан и Православная Церковь в Болгарии» и митрополит Сливенский Никодим (Пиперов), зачитавший доклад «Об англиканской иерархии». Все решения совещания заранее получили санкцию партийного руководства. В результате предварительной работы удалось достичь единства позиций участников, хотя без борьбы не обошлось. И наибольшие колебания проявил именно экзарх Стефан. Несмотря на заверения, данные им перед отъездом Г. Димитрову, экзарх, приехав в Москву, все же решил сделать заявление о поддержке экуменического движения и о целесообразности участия Православных Церквей в созываемой этим движением в августе 1948 г. Амстердамской ассамблее[270].
Позицию экзарха изменила, прежде всего, срочная телеграмма министра иностранных дел В. Коларова о принципиальном согласии правительства Болгарии на установление Патриаршества[271]. Следует отметить колебания болгарских властей в этом вопросе. Несмотря на то, что со стороны советского правительства еще в ходе подготовки к совещанию было высказано мнение о целесообразности преобразования экзархата в Патриархат, накануне открытия совещания Политбюро ЦК БРП приняло решение: «Вопрос о возведении Экзархии в Патриархию пока отложить. В связи с этим провести консультации с Советским правительством»[272].
ebooksa