Тысяча лет Русского Афона. Духовный подвиг русского монашества

22
18
20
22
24
26
28
30

Возглавив монастырь, о. Савва сделал очень многое для его возрождения. Проведя четыре года в Константинополе, где собирал пожертвования, он, призывая на помощь св. вмч. Пантелеймона, вылечил от тяжелой болезни великого драгомана Порты (фактически министра, ведавшего иностранными делами) князя Скарлата Каллимаха (1773–1821), будущего господаря Молдовы (а позднее Валахии), и обрел в его лице богатого покровителя (ктитора)[53].

Скарлат Каллимах прислал в Руссик главного инженера турецкого султана (христианина по вероисповеданию), с помощью которого строительство монастырского комплекса пошло быстрыми темпами. В денежной помощи Константинопольская Патриархия о. Савве отказала, поэтому своим возрождением и устройством на новом месте Свято-Пантелеимоновский монастырь во многом был обязан господарю Молдовы. Благодаря усилиям Скарлата Каллимаха к 1814 г. были возведены часовни, кельи, гостевой дом, больница и вчерне соборный храм св. вмч. Пантелеймона, освященный в 1815 г.

Константинопольским Патриархом Григорием V[54]. На средства князя была устроена и братская трапезная (позднее расширенная в 1861 и 1870 гг.). Для ктитора, на случай его пребывания в обители, был устроен параклис, освященный во имя свв. Косьмы и Дамиана[55].

Но вскоре грянули новые испытания. В 1821 г. турки заподозрили семью Каллимаха в поддержке греческих повстанцев и подвергли ее жестоким гонениям. В июне 1821 г. Скарлат Каллимах был низложен и вызван в Константинополь, где через несколько месяцев, 21 декабря 1821 г., после обвинения в тайных сношениях с Россией принял мученическую смерть — был повешен разъяренной турецкой толпой вместе с Константинопольским Патриархом Григорием V[56] (по другим сведениям, скончался в результате сердечного приступа). В ходе подавления греческого восстания 1821–1829 гг. турецкие солдаты заняли все афонские монастыри. К тому же умер игумен Савва, и в этих условиях Руссик был на несколько лет оставлен братией.

Среди немногочисленных русских иноков на Святой Горе в те годы подвизались духовник иеросхимонах Арсений Афонский и его сопостник схимонах Николай, прибывшие на Афон около 1822 г. Несколько русских монахов жили в келлиях и каливах в скиту св. вмч. Димитрия (Лак), в местности Капсала, принадлежащей монастырю Пантократор, и в Хиландаре. В Эсфигмене подвизался один русский инок, в Хиландаре — три. В скиту Рождества Пресвятой Богородицы (Зографского монастыря), который был основан при участии императрицы Елизаветы Петровны, к 1820-м гг. проживало до 30 украинцев (к 1840 г. скит опустел). В основанном преп. Паисием Свято-Ильинском скиту в это время пребывало до 100 иноков. В монастыре Ставроникита украинцам для службы был выделен параклис[57].

После поражения Османской империи в войне с Россией и заключения в 1829 г. Адрианопольского мирного договора турецкие войска ушли с Афона. В то время Свято-Пантелеимоновский монастырь находился в таком бедственном положении, что афонский Протат снова захотел исключить его из списка обителей. Однако благодаря заступничеству Константинопольского Патриарха Константина I в звание игумена в 1832 г. был возведен болгарин старец Герасим. Это сохранило статус обители. Более 40 лет игумен Герасим служил настоятелем монастыря и сыграл видную роль в его возрождении.

Расцвет русского афонского монашества в XIX — начале XX в.

С 1830 г. подданные Российской империи, и прежде всего русские, снова начали беспрепятственно приезжать на Святую Гору и принимать монашество. В основном они подвизались в скитах и в приобретенных у греков келлиях и каливах. Главным местом поселения русской братии в 1830-х гг. стал Свято-Ильинский скит. В нем проживало много украинцев, но скит официально всегда назывался русским. В 1837–1839 гг. под руководством настоятеля скита иеросхимонаха Павла собралось до 30 человек русских насельников[58].

Значительную денежную и духовную помощь Свято-Ильинскому скиту оказал иеромонах Аникита (князь Шихматов-Ширинский). Он впервые прибыл на Святую Гору в апреле 1835 г. и вначале остановился в греческом Ксиропотамском монастыре, откуда вскоре перешел в Свято-Ильинский скит. Его настоятель иеромонах Парфений уступил отцу Аниките свою келью, в которой ранее жил преп. Паисий (Величковский). Совершив в храме скита свою первую на Афоне литургию, отец Аникита поселился здесь и отсюда совершал паломничества в другие святогорские обители. При этом он познакомился с духовником всех русских монахов на Афоне отцом Арсением, попросился к нему в ученики и был принят. В беседах духовника с учеником зародилась мысль о неотложной помощи Свято-Пантелеимоновскому монастырю. В результате отец Арсений благословил отца Аникиту помочь обители. Тот сразу захотел исполнить это благословение и, неоднократно посещая монастырь св. вмч. Пантелеймона, убедил игумена Герасима с братией принять группу русских монахов и построить у себя церковь во имя новопрославленного русского святителя Митрофана[59].

Находясь тогда в бедственной ситуации, греческие иноки Свято-Пантелеимоновского монастыря и сами хотели пригласить русских монахов, чтобы они обосновались в обители, надеясь на приток средств из России. В то время одному из старцев-греков явился в видении св. вмч. Пантелеймон и сказал: «Если в моем монастыре не будет русских, монастырь запустеет». В начале июля 1835 г. отец Аникита по приглашению братства с 15 русскими иноками поселился в Свято-Пантелеимоновской обители. Он торжественно отправился с ними из скита в монастырь крестным ходом, неся на руках икону свт. Митрофана Воронежского, и был радушно встречен в Руссике. Русская братия получила в свое распоряжение церковь св. Иоанна Предтечи. В конце июля в сопровождении своего духовного отца Арсения иеромонах выехал в Иерусалим[60].

Уезжая на Святую Землю, о. Аникита вручил старцам Руссика 3 тысячи левов на постройку храма во имя свт. Митрофана[61]. Однако 23 ноября 1835 г., в день памяти святителя, была лишь освящена небольшая домовая церковь (параклис) свт. Митрофана Воронежского на третьем этаже отведенного русской братии пятого корпуса (позднее переосвященная во имя преп. Сергия Радонежского)[62]. 9 мая 1836 г. о. Аникита возвратился на Афон и остановился в Свято-Пантелеимоновском монастыре, где надеялся увидеть уже построенную церковь во имя святителя Митрофана, но его ожидало разочарование. Произошедшие между русскими и греками недоразумения и конфликты, «повседневные скорби и искушения» помешали осуществлению дела (в дальнейшем Митрофаниевская церковь в Руссике все-таки была возведена).

После возвращения иеромонаха игумен Герасим объявил, что братия не желает, чтобы русские иноки пребывали в обители. Отец Аникита не стал перечить игумену и попросил только благословения совершить литургию в одном из параклисов монастыря. После этого состоялся исход русского монашества из обители в Свято-Ильинский скит[63]. Покидая Свято-Пантелеимоновский монастырь, о. Аникита оставил в нем пожертвованную им ризницу, иконы и книги. Удивленным грекам он пророчески сказал: «Пусть все в святой Русской обители останется для памяти. Когда паки русские взойдут, тогда и пригодится им». Поселившись в Свято-Ильинском скиту, о. Аникита заложил там церковь во имя свт. Митрофана Воронежского. 3 августа 1836 г., поручив схимонаху Феодору постройку церкви и передав ему значительную сумму — жертву благотворителей из России, о. Аникита уехал в Афины, где служил настоятелем русской посольской церкви до своей кончины[64].

В недавней публикации воспоминаний о. Аникиты московский историк П. В. Троицкий справедливо отмечал: «Короток путь его в монашестве, а уж по Афону — особенно. Но можно сказать, что он стал первым из тех, кто в веке возродил не только Пантелеймонов монастырь, но и все русское иночество на Афоне»[65].

В 1839 г. игумен Герасим повторил приглашение русским инокам перейти в монастырь, и в том же году иеросхимонах Павел вместе с частью братии Свято-Ильинского скита поселились в нем. Отец Павел был назначен духовником русской братии обители св. вмч. Пантелеймона. В дальнейшем в Руссик пришли такие известные подвижники, как иеросхимонах Серафим (Веснин), составивший «Письма святогорца к друзьям своим о Святой горе Афонской» и иеросхимонах Иероним (Соломенцев, 1806–1885), ставший впоследствии духовником русской братии, создавший основополагающий «Устав Пантелеймонова монастыря» и фактически заложивший основы такого уникального явления, как русское старчество на Афоне.

В начале 1840-х гг. на Афоне находилось около 50 русских и 100 украинских иноков. Среди русских келлий наиболее известными были: Серайская (Ватопедского монастыря) с главным храмом в честь преп. Антония Великого, в которой проживали иеросхимонахи Виссарион (Толмачев) и Варсонофий (Вавилов); Преображенская (Кутлумушского монастыря), где пребывали монахи Филипп и Исаак (Кореневы); Покрова Пресвятой Богородицы (монастыря Ставроникита), где проживал схимонах Арсений; Архангельская (Ставроникита), в которой пребывал схимонах Никодим (Гончаров). Духовник всех русских афонцев иеросхимонах Арсений и схимонах Николай жили в Иоанно-Златоустовской келлии (Иверского монастыря). Ближайший ученик иеросхимонаха Арсения монах Иоанникий (Соломенцев, в схиме — Иероним) жил с двумя учениками в келлии пророка Илии (монастыря Ставроникита)[66].

Русские афонские иноки до 1840-х гг. не пользовались официальной поддержкой России. Для сохранения сана на территории Российской империи приезжавшим с Афона монахам требовалось предварительное разрешение Святейшего Синода. Материальная помощь русским святогорцам осуществлялась в основном частными лицами. Посетивший Руссик в 1835 г. иеромонах Аникита (Шихматов-Ширинский) намеревался по возвращении в Санкт-Петербург способствовать организации государственной поддержки Свято-Пантелеимоновой обители из России, но сопротивление греческой братии монастыря и кончина самого о. Аникиты помешали осуществлению этого плана. Лишь с 1840-х гг., по благословению иеросхимонаха Иеронима (Соломенцева), насельники Руссика стали приезжать в Россию для сбора пожертвований.

Свято-Андреевский скит

Участие России в делах русских святогорцев заметно усилилось после 1841 г., когда император Николай I выразил высочайшее покровительство Свято-Пантелеимоновского монастыря, разрешив ему милостынный сбор в стране. Материальные дела обители стали быстро поправляться. С 1840-го по 1866 г. был полностью выплачен монастырский долг в 800 тысяч пиастров (100 тысяч рублей) и выкуплены некоторые давно проданные имения. Преодолевая различные преграды, монастырь постепенно разрастался новыми храмами и постройками и пополнялся новыми насельниками[67].

В 1845 г. состоялось посещение Афона великим князем Константином Николаевичем, что благоприятно повлияло на положение русской братии в Свято-Пантелеимоновском монастыре. В память о посещении Константином Николаевичем один из параклисов в Покровском корпусе Руссика был освящен во имя свв. равноапп. Константина и Елены[68]. Также в связи с приездом члена российского императорского дома было возбуждено ходатайство перед Константипольским Патриархом о преобразовании Серайской келлии Ватопедского монастыря вблизи Карей в первый самоуправляемый русский скит во имя св. ап. Андрея. В августе 1849 г. на Афон прибыли российский посол в Османской империи В. П. Титов, настоятель русской посольской церкви в Константинополе архимандрит Софония и камергер императорского двора А. Н. Муравьев, стараниями которых келлия в октябре того же года была преобразована в Свято-Андреевский скит[69].

Впоследствии, исполняя должность ктитора, А. Н. Муравьев много сделал для расширения скита. Так, в 1853 г. Хиланлар уступил этой обители часть территории источника, разрешив пользоваться водой. В 1856 г., при активном участии А. Н. Муравьева, у Руссика в пользу скита была приобретена келлия свт. Василия Великого с участком земли[70]. Ктитор издал брошюру о Свято-Андреевском ските, но находился не только в постоянной переписке с его насельниками, но и с другими монастырями и скитами Афона, прежде всего Руссиком, приобретя там широкую известность. Более 20 лет Муравьев считался «эпитропом» (т. е. поверенным) в России трех Патриарших престолов (Александрии, Антиохии, Иерусалима), свободно изъясняясь на греческом языке; состоял в многолетней переписке по догматическим, церковно-политическим, должностным вопросам с четырьмя православными Патриархами и многими архиерея[71]. В последний раз Муравьев посетил Свято-Андреевский скит, отмечавший свое 25-летие, весной 1874 г. В день отъезда он пожелал положить свой камень в основание уже заложенного ранее скитского собора св. ап. Андрея Первозванного[72].