Тысяча лет Русского Афона. Духовный подвиг русского монашества

22
18
20
22
24
26
28
30

Многие святыни, пожертвования и большое количество духовно-нравственной литературы посылала братия Руссика и в другие российские монастыри. В июне 1891 г. она прислала в дар Александро-Невскому монастырю в селе Акатово, Клинского уезда, Московской губернии, две иконы — Божией Матери «Скоропослушницы» и св. вмч. Пантелеймона (с частицей его мощей)[141]. Одной из главных святынь соборного храма Всемилостивого Спаса женского монастыря во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте» в Москве была икона Божией Матери «Скоропослушницы», которую доставили из Свято-Пантелеимоновского монастыря 21 апреля 1894 г. для одноименного придела.

24 сентября 1904 г. настоятельница Свято-Троицкого Покровского женского монастыря, недавно основанного в Мглинском уезде Черниговской губернии, игумения Архелая в письме игумену Мисаилу сообщила о получении через Одесское подворье иконы св. вмч. Пантелеймона. 3 июня 1906 г. настоятельница Спасо-Преображенского женского монастыря Екатеринодарской епархии (Кубанской области) игумения Раиса в письме игумену Мисаилу сообщила о получении подаренных Руссиком Иверской иконы Божией Матери и образа св. вмч. Пантелеймона (которые были торжественно встречены крестным ходом), а также ящика с 22 сборниками Афонских листков, акафистом иконы Божией Матери и двумя акафистами св. вмч. Пантелеймону. Игумения тепло выразила свою благодарность и сообщила о вписании имени о. Мисаила в монастырский синодик для вечного поминовения. 14 июня 1910 г. настоятельница Василиско-Златоустовского женского монастыря Сухумской епархии игумения Нина в письме игумену Мисаилу поблагодарила за пожертвованные обители 150 рублей. 10 декабря 1914 г. Николаевский Цурский монастырь Донской епархии выслал игумену Мисаилу благодарность за ящик книг, брошюр, Афонских листков и номеров журнала «Душеполезный собеседник», отправленных через Московское подворье Руссика, и т. д.[142]

В свою очередь, из некоторых российских монастырей в Руссик в качестве дара присылали чтимые иконы. При начале постройки нового корпуса келий для русской братии и Покровского собора из Нило-Сорской пустыни иеромонахом Никоном (в схиме Нилом), прославившемся своею подвижническою жизнью, была прислана чудотворная Иерусалимская икона Божией Матери. На ее обороте имелись надписи: «1) Посвящается в Русский Святогорский монастырь святая икона сия, по благословению Пресвятыя Богородицы. 2) Сия святая икона, писанная в 1825 г. от воплощения Бога Слова, в великой России, в Кривоезерской общежительной пустыни грешным иеромонахом Никоном, и ныне еще находящимся в Нило-Сорской пустыни, который и усердствует, по особенному Промысла Божия внушению, благодати причастную, икону сию в св. обитель св. Великомученика и Целителя Пантелеймона — Русскую, что на св. горе Афонской, в вечное наследие благоволением Бога и Пресвятыя Богородицы. Аминь. В лето 1850-е месяца ноября в 8-й день сие подписал убогий старец Нило-Сорския пустыни иеромонах Никон». После этих надписей был помещен портрет о. Никона со свитком в руки, в котором написано: «Помяни мя, о, Владычице Богородице, во Жребии Твоем, раба Твоего Никона!» Под портретом имелась еще одна надпись: «Виждь, Владычице, усердное исполните воли Твоея; благоволи удостоити мя недостойнаго спасаемых доли, матерски о сем умоляющи Твоего Сына и всех Творца!»[143]

После получения этой иконы старцы монастыря отправили иеромонаху Никону письмо, в котором просили, чтобы он объяснил по мере возможности, какое особенное внушение и благоволение Божие и Царицы Небесной было в препровождении в монастырь святой иконы.

В ответном письме от 12 декабря 1852 г. отец Никон объяснил следующее: «Святая эта Владычицы икона писана моим недостоинством около 30-ти лет тому назад, когда я был еще иеродиаконом и жил в Кривоезерской пустынной обители (Костромской] губ[ернии]), где находится чудотворная икона Божией Матери Иерусалимския, которую сподобился я, недостойный, возобновить. По происходящим до днесь многим чудотворениям от сей иконы, я по силе немощи моея, со всяким усердием и верою, начал писать верную (кроме меры) копию с той чудотворной иконы и помощию Владычицы совершил. При самом освящении тоя было знамение и некто нечто прорек о ней, что уже ясно и сбылось. Вслед за сим многия совершались благодатныя действия.

Когда же по воли Божией я, убогий, переселился в обитель, почти вовсе запустевшую, препод. Нила чудотворца Сорскаго, — и эта св. икона всюду была неразлучна с моим недостоинством; а во время испытания моего в Иверском монастыре (Новгородской губ[ернии]) она была единственное пристанище и успокоение утомляемому волнами скорбей; это — пластырь сердцу и душе. Но что много говорить? Видел я силу благодатную, явно пребывающую при этой святой иконе, — глас, сказание… целение болезней, от огня спасение и иная чудеса. Никогда и никаким образом не намерен я был разлучиться по жизнь мою с этим спасительным сокровищем; но Промысл Божий и Пресвяты я Его Матери устроил иначе. Веруйте, отцы святые, и не сомневайтеся, что эта святая икона вашей обители дарована от Промысла Божия и благоволением Небесной Царицы, а подробного о сем описания от моея худости не приложите требовать. Но да не оскорблю вас, еще мало о сем нечто скажу.

За два с небольшим месяца пред отправлением иконы, в тонком, мнится мне, сне видел я, думаю, св. гору Афонскую. Я и другой кто-то, казалось, начали восходить на оную. Другой, бывши при мне, был моим руководителем, ибо он, как говорил, бывал на св. горе. И так приближались мы к каменистой, из утесов составленной горе, с каким трудом восходили на нее, — описать нет слов! Товарищ мой быстро, с каким-то неимоверным удобством, возвышался, а я, с болезнию и трудностию ему следуя, взбирался за ним. Наконец достигли к какому-то краю, и тут мой руководитель стал невидим. (Я полагаю наверно, что это был мой святой старец — преподобный Нил Сорский, который, как известно из жития его, пребывал на св. горе довольное время, и с Афона перенес устав скитский в Россию, и был онаго первоначальник в Сорской пустыни.) Тут подвиг и страх: казалось, совсем не было возможности взойти по каменистым утесам; однако я решился идти и как-то скоро очутился на равнине у врат храма. Радость, смешанная со страхом и благоговением, исполнила мою душу и сердце. Тут я непосредственно узрел, во-первых, близ самаго входа сидящую на престоле необыкновенно прекрасную Жену. Она была одета белыми, как снег, одеждами.

Взгляд Ея крайне любезен и умилен. Она, увидя меня, сказала: „Как ты счастливо и скоро сюда взошел!“ — и тогда же подала мне на лжице что-то белое, как бы млеко и сказала: „Приими, это тебе нужно; ты утомился“. Вкуса приятной сладости сказать не могу. — Здесь-то непояснимое и несказанное сказано от божественной Жены и повелено то, что и учинено (благоволено и велено и св. икону послать в Афонский Русский монастырь св. Пантелеймона, и прочее сбывшееся). До сего предела объяснение… Тут видел я еще верх Афона; до конца его было уже не очень далеко, но крайне круто и голый камень, и, не зная, что это за верх, спросил находящихся тут монахов, и мне отвечали: „Это верх Афона“.

По отправлении св. иконы на Афон, сбылось все, обещанное благодатию Владычицы, и именно: 1) скит Нило-Сорский сделан самостоятельным; 2) церковь на месте жительства препод. Нила, во имя св. Предтечи, стоявшая чрез 10 лет не освященною, освящена; 3) мое давнее желание во св. схиму и пребывание при храме Предтечи, где была келья препод. Нила, чудным образом исполнилось, и прочее все сбылось вскоре благодатною силою и милосердым промышлением Божией Матери.

Прославим, возвеличим чудную нашу общую Промыслительницу, Попечительницу и Покровительницу Слава, величие и честь Приснодеве Марии Богородице!»[144]

Чудотворная Иерусалимская икона Божией Матери, украшенная драгоценною серебряной позолоченной ризой, была помещена в Покровском соборе над царскими вратами в дорогом киоте, окруженном серебряным сиянием. На всенощных бдениях на Богородичные праздники и в воскресные дни, по окончании вечерни, она с подобающею честью опускалась, и братия обители подходила к святой иконе и, положив земные поклоны, благоговейно прикладывалась к ней[145].

Настоятель Тихоно-Задонского монастыря Воронежской епархии архимандрит Димитрий по просьбе старцев Руссика прислал в обитель икону св. Тихона Задонского, вскоре после открытия святых мощей этого угодника Божия, и при ней части гробовой доски, башмачка и некоторых облачений св. Тихона. Пожертвованная икона была замечательна сходством с ликом святителя. Поводом к выписке иконы послужило следующее обстоятельство: один иеромонах Руссика, имея веру и любовь к св. Тихону, часто молитвенно обращался к нему; накануне дня открытия мощей угодника Божия «он размышлял о неизреченном милосердии Божием в явлении сего святителя Русской Церкви, предстателя пред Богом о ней и всех православных, и, распаляясь любовью к сему святому, при воспоминании жития его и особенно некоторых событий из его духовного иноческого делания, как бы жалел, что не может присутствовать при открытии мощей его. Положив в мысли хотя просить духовника о. Иеронима обратиться с просьбою к задонской обители о высылке иконы св. Тихона и каких-либо вещей, бывших в склепе, он погрузился в тонкий сон и видит себя в задонском соборе, где почивал св. Тихон: там будто бы делается приготовление к встрече архиерея, и полицейские распространяют дорогу для свободного прохода, а его, иеромонаха, один из знакомых взял за руку и отвел к боковой двери: там он увидел приготовившихся священнослужителей. Вдруг входит святитель Тихон в полном облачении из чистого белого глазета и с митрою на главе: приложившись ко кресту, он взглянул на народ и благословил оный, остановился, обратив взор в ту сторону, где стоял иеромонах, который с удивлением посмотрел на угодника Божия, размышляя, как же он явился в живых, и хотя взять благословение — проснулся, ощутив в сердце необыкновенную радость. Удивительно, что в имеющихся в обители портретах он не мог найти сходства лица с виденным во сне, но в полученной из Задонска иконе он увидел совершенное сходство»[146]. Чудотворная икона свт. Тихона Задонского была помещена в Покровском соборе обители.

Свидетельством связей Руссика с женским Великолуцким монастырем стала история с двумя чудотворными иконами свмч. Харалампия. В 1860-х гг. иеромонах Арсений (Минин), бывший со святыми мощами в России, проезжая из Могилева в Санкт-Петербург, по пути посетил город Великие Луки Псковской губернии, где мощи были поставлены в местном женском монастыре. Игумения этого монастыря попросила о. Арсения исходатайствовать для ее обители со Святой Горы икону свмч. Харалампия старинного письма, о чем иеромонах сообщил в Руссик. Там приняли меры к поиску такой иконы и нашли ее в одной из келлий скита св. Анны. По просьбе уважаемого греческого иеромонаха обители о. Саввы старец этой келлии подарил считавшуюся чудотворной икону в русский монастырь, где она была принята с благоговением. Перед постановлением иконы в церковь одному из схимонахов ночью виделось во сне, будто бы в Покровском храме готовились к архиерейскому служению, собралась братия, священнослужители вышли для встречи архиерея, который, войдя в полном облачении, открыл царские врата, преклонил колени перед престолом Божиим и, выйдя оттуда, благословил собравшихся, когда народ двинулся к нему за благословением. Проснувшись, схимонах долго размышлял об увиденном, а приглашенный после литургии к духовнику, при взгляде на врученную ему святую икону, заметил точное сходство ее лика с увиденным во сне архиереем. Решив, что свмч. Харалампия угодно пребывать своим образом в Руссике, старцы поставили икону в церкви на аналой для поклонения братии и написали в Санкт-Петербург об изготовлении серебряной позолоченной ризы, которая вскоре была получена и возложена на образ. В дальнейшем данный образ пребывал в киоте в Александро-Невской церкви Руссика.

Так как эта икона уже не могла быть послана в Великолуцкий монастырь, требовалось отыскать другую. При содействии старца Хаджи Георгия она была найдена в Кавсокаливском скиту, у старца Никифора, в церкви свмч. Харалампия. Об этой иконе существовало предание: «В 1821 году, во время греческого восстания, когда св. гора наполнена была турками, один из них зашел в церковь, где была эта св. икона, ударил по ней бывшим у него в руках ножом, отчего образовался на иконе шрам. Турок тотчас же ослеп, вразумился и стал весьма сожалеть о своем неистовстве, а также и о потере зрения. Вот однажды видит он во сне св. Харалампия, который, простив ему его поползновение, повелел повесить пред сим образом серебренную лампаду и поручить одному из монашествующих ежедневно возжигать елей. После этого турок получил прозрение». Старец Никифор пожертвовал эту чудотворную икону в Руссик. Как ни жалко было посылать ее в Великолуцкую обитель, но обещание нужно было исполнить, а так как икона была средней живописи, ее дали поправить монастырскому иконописцу. Когда же она была готова и сдана к отправке, то заведовавший монастырской канцелярией монах Дорофей сказал, что в Великолуцкий монастырь икона уже была послана и в ответ получено письмо с благодарностью. Выяснилось, что когда игумении написали о необходимости длительного времени для поисков старинной иконы, она ответила: «Если так, то пусть напишут новую». В результате была написана новая икона, которую и послали в Великие Луки, а икона свмч. Харалампия осталась в Руссике. Она была поставлена на горнем месте, в алтаре Покровского собора, а в 1884 г. отправлена в Ново-Афонскую обитель[147].

Следует упомянуть, что и братия «отрасли» Руссика Ново-Афонского Симоно-Кананитского монастыря с 1880-х гг. жертвовала другим, менее богатым монастырям (прежде всего на Северном Кавказе) иконы, церковную утварь, облачения и духовно-нравственную литературу

Насельники Свято-Пантелеимоновского монастыря регулярно помогали различным Русским Православным Духовным Миссиям. В журнале Миссионерского общества за 1879 г. выражалась особая благодарность монастырю за «обильную помощь» Алтайской Миссии деньгами, иконами, крестиками, святыми изображениями, книгами и лекарствами. В докладе одного из миссионеров на заседании общества 19 октября 1879 г. отмечалось, что обитель пожертвовала Миссии икону св. вмч. Пантелеймона, путь которой по Сибири до Алтая сопровождался различными чудотворениями. В перечне благотворительных дел Руссика за вторую половину XIX в. также указывалось, что были посланы денежные пособия и иконы Алтайской Миссии[148].

Подобная помощь продолжалась и в дальнейшем. В частности, начальник Алтайской Миссии епископ Бийский Иннокентий 7 декабря 1907 г. отправил благодарность игумену Мисаилу за 100 рублей, пожертвованные на украшение Онгудайского миссионерского храма. Миссионер Тайпинского отделения этой Миссии иеромонах Николай 24 января 1915 г. в письме настоятелю Московского подворья Руссика выразил благодарность за присланную «богатую лепту», в том числе духовно-нравственные листки и т. п.[149] Миссионерскому же обществу Российской Православной Церкви только в 1899 г. было передано книг и икон на 30 тысяч рублей.

В монастырском архиве сохранилось письмо святителя архиепископа Японского Николая (Касаткина), который, обращаясь к игумену Макарию, высказал просьбу, чтобы святогорские монахи написали икону для боголюбивых чад Японской Православной Духовной Миссии. Эта просьба, несомненно, была выполнена. В указанном перечне благотворительных дел Руссика за вторую половину XIX в. говорилось, что братией оказывалась постоянная помощь Японской Миссии — были посланы иконы, крестики, денежные пособия — более 6 тысяч рублей[150]. Четыре иконы с частицами мощей отправил в Страну восходящего солнца также настоятель русской Благовещенской келлии Хиландара схимонах Парфений (Гвоздев), бывший насельник Свято-Пантелеимоновского монастыря, за что получил письменную благодарность от начальника Миссии свт. архиепископа Николая. После создания в 1890-х гг. Российской Православной Духовной Миссии в Корее русские святогорцы стали посылать пожертвования и ей.

Русские святогорцы оказывали и определенную помощь в создании новых монастырей на Святой Земле, поддерживая постоянную связь с Русской Духовной Миссией в Иерусалиме и Императорским Православным Палестинским обществом. Свято-Пантелеимоновский монастырь служил важной моральной поддержкой для русских организаций на Востоке. При основании Императорского Православного Палестинского общества его будущий секретарь В. Н. Хитрово 21 ноября 1884 г. писал М. П. Степанову: «Хотя Пантелеймоновский монастырь не входит в круг деятельности нашего Общества, тем не менее, не только игнорировать мы его не можем, но, наоборот, мы должны его поддерживать и ему оказывать содействие всеми нашими силами. Такой монастырь в Святой Земле (если бы был возможен!) был бы все, чего мы могли бы ожидать и желать. Это русский клин, и к тому же единственный, вбитый на Востоке»[151].

Регулярные контакты со старцами Свято-Пантелеимоновского монастыря имел знаменитый многолетний начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин), неоднократно приезжавший на Афон. Братия монастыря постоянно посылала в Иерусалимскую Миссию свои издания для библиотеки и для распространения среди паломников. Благодаря пожертвованиям брата игумена Руссика о. Макария, В. И. Сушкина, архимандрит Антонин в 1873 г. приобрел участок земли в Иерихоне для строительства приюта. Кроме того, братия Свято-Пантелеимоновского монастыря оказала денежную помощь Миссии для постройки храма на Елеонской горе[152].