С конца 1942 г. в церковной политике Транснистрии начали происходить значительные изменения. Недружественного ко всему русскому архимандрита Юлия (Скрибана), снятого за пререкаемый образ жизни (по некоторым сведениям за коррупцию), 16 ноября сменил бывший Черновицкий митрополит Виссарион (Пую), закончивший Киевскую духовную академию и бегло говоривший по-русски. Получивший широкую известность благодаря написанному в сентябре 1939 г. открытому письму И. Сталину (в котором протестовал против уничтожения духовенства в СССР) владыка был назначен правящим епископом Одесским и всея Транснистрии и одновременно начальником Миссии. В Одессу он прибыл 6 декабря 1942 г. Митрополит Виссарион был знаком с И. Антонеску и нередко использовал право личного обращения к премьер-министру при решении вопросов церковной жизни, что обеспечивало ему определенную независимость как от Патриарха Никодима, так и от губернатора Транснистрии Г. Алексяну.
В одном из первых своих писем Антонеску из Одессы от 5 января 1943 г. митрополит отмечал: «Завоевание любого народа начинают оружием, продолжают данной ему администрацией, но оно не может быть завершено иным образом, нежели его духовным завоеванием». Далее владыка Виссарион писал, что нехватка священнослужителей, которых, по его мнению, требовалось не менее 2 тыс., препятствует дальнейшему развертыванию церковной сети. В целях повышения эффективности управления церковными учреждениями и контроля над клиром митрополит разделил «Заднестровье» на три епархии: Северную — с центром в Тульчине, Центральную — с центром в Балте и Южную — с центром в Одессе. Во главе Северной епархии был поставлен архимандрит Антим (Ника), во главе Центральной — епископ Василий (Стан), в Одессе главой епархии остался сам владыка Виссарион. Ближайшими помощниками начальника Миссии являлись 14 благочинных[1030].
Поддерживая в целом политику национальной ассимиляции населения «Заднестровья», владыка Виссарион вместе с тем считал политически нецелесообразным применять языковое насилие. 20 мая 1943 г. он писал Антонеску, что в Транснистрии имеется 607 приходов, в том числе 62 с молдавским и 98 — со смешанным населением, и, таким образом, проводить церковную службу на румынском языке следует в 160 приходах. Для остальных же 447 приходов — с украинским, русским и болгаро-украинским населением, по мнению митрополита, необходимо было изыскать священников, знающих славянский язык[1031].
Митрополит настаивал на тесных контактах с местным населением и совместной работе румынского и местного духовенства. В отличие от большинства других членов Миссии, он положительно относился к службе на церковно-славянском языке и осуждал навязывание румынских церемоний и обрядов. Владыка Виссарион сам часто проповедовал по-русски, а из местного духовенства поощрял тех, кто принадлежал в советский период к канонической Церкви, принимая в состав клира обновленцев и самосвятов только после их перерукоположения.
Этими мерами владыке удалось завоевать определенное доверие русских и украинских верующих. Именно митрополит Виссарион стал той личностью, при которой возрождение церковной жизни в «Заднестровье» некоторое время (до осени 1943 г.) шло наиболее успешно. Молдаванин по национальности, он еще до революции окончил Киевскую Духовную Академию, испытывал симпатию к Русской Православной Церкви и часто сам проповедовал по-русски. В сентябре 1943 г. освобожденный из румынского концлагеря известный апологет старообрядец Ф. Е. Мельников получил приглашение занять пост миссионера в Транснистрии. Он немедленно переехал в Одессу и начал читать лекции, Миссия приступила к изданию его апологетических сочинений[1032].
Преследования богослужений по старому стилю прекратились, этот вопрос был предоставлен для решения мирянам и священникам в каждом отдельном приходе; начали проводиться религиозные радиопередачи на русском языке и т. п. А 5 февраля 1943 г. митрополит отправил письма настоятелям двух русских обителей на Афоне (Пантелеимоновской и Свято-Ильинской), предлагая им снова взять в свое ведение подворья этих монастырей в Одессе и отправить туда монахов для их восстановления (этому помешали немецкие власти)[1033].
Однако доверие верующих к владыке Виссариону не распространялось на румынских миссионеров. Большинство из них не знало ни церковнославянского, ни русского или украинского языков, и прихожане плохо понимали их. Принадлежность к оккупационной администрации и социальное неравенство привели к изоляции миссионеров от местного духовенства и паствы, они чувствовали себя чужаками и после Сталинградской битвы под разными предлогами настойчиво добивались досрочного возвращения в Румынию. За март-апрель 1943 г. число миссионеров в крае, несмотря на прибытие пополнений, сократилось на треть — до 182 человек.
Возможностей заменить румынских священников местными было немного. Молдаване, плохо понимая румынский язык, учиться в Дубоссарской семинарии не хотели, к осени 1943 г. там по-прежнему обучались всего 82 слушателя. В Одессе руководство Миссии не могло найти желающих получить духовное образование на украинском языке, и священников для работы в украинских приходах и школах обучали на русском языке. Поэтому владыке Виссариону приходилось в основном рассчитывать на использование священнослужителей, присылаемых из-за Днестра. 20 мая он предложил Антонеску мобилизовать в Бессарабии 165, а во внутренней Молдавии — еще 65 знающих славянские языки священников и направить их в Транснистрию. Это предложение не возымело действие, и 3 июня митрополиту пришлось снова обратиться к маршалу с просьбой «объявить мобилизацию священников в Молдове и Бессарабии», чтобы пополнить кадры клириков[1034].
Под давлением правительства Румынская Патриархия все же приняла требуемые меры. С 10 августа по 15 сентября в «Заднестровье» прибыли и немедленно были назначены на приходы 57 румынских священников. К октябрю 1943 г. число местных священников возросло до 213, а румынских — до 328. Всего же за период оккупации в Транснистрию было направлено из Румынии (включая Бессарабию) 436 представителей белого духовенства и 31 монашествующий[1035]. Таким образом, ставка на румынизацию клира оставалась неизменной. Чтобы вдохновить пастырей, владыка Виссарион 15 октября 1943 г. представил к награде директора Дубоссарской семинарии священника Думитру Кристеску и преподавателя Иоанна Григориу, только по году проработавших в Транснистрии[1036].
Но начальник Миссии был не в силах сдержать распад румынской церковной структуры. По мере приближения фронта отток миссионеров в Румынию стал неодолимым. Митрополит чинил им различные препятствия, продолжал настаивать перед духовными и светскими властями на направлении в Транснистрию все новых групп румынских клириков. Однако и сам владыка уже хотел покинуть «Заднестровье». В ноябре 1943 г., когда советская армия освободила Киев, он обратился к Антонеску с просьбой разрешить ему выехать на лечение за границу, но маршал не отреагировал на это прошение.
1 декабря владыка Виссарион направил Антонеску новое письмо, в котором фактически подвел неутешительный итог своей деятельности в Транснистрии. Он признал, что Дубоссарская семинария прекратила существование, поскольку «немногие семинаристы, набранные из старых дьяконов и певчих, из страха большевистского вторжения в Транснистрию разбежались по домам». Румынские священники дюжинами подавали прошения о предоставлении «отпусков», мотивируя их болезнями родственников. В конце послания владыка писал: «Считаю мой годовой мандат завершенным, дабы не продолжать его в условиях, меня компрометирующих, и дабы не остаться командующим без офицеров, без войск и без оружия, прошу о возвращении меня в мою келью в монастыре Нямц (скит Введения), где я мог бы позаботиться о здоровье и об утешении хотя бы моей души»[1037].
Однако снят со своего поста начальник Миссии был не в результате своих просьб, а из-за действий его недоброжелателей в гражданской администрации Транснистрии и в церковных структурах. Меры владыки Виссариона по налаживанию добрых отношений с верующими, особенно использование им русского языка за богослужением и в общении с клириками и прихожанами, прежде терпимые церковными и светскими властями как тактические уловки, осенью 1943 г. были истолкованы как нежелание считать первоочередной задачей Миссии румынизацию «Заднестровья». 14 декабря 1943 г., когда стало очевидным недовольство И. Антонеску итогами деятельности митрополита, он был отозван по подозрению в русофильстве и удалился на покой в Бухарест[1038].
Сам владыка в конце 1946 г. писал Московскому Патриарху Алексию, что он покинул свой пост, «будучи недоволен временно-административной румынской властью, потому что они не давали мне материальных средств, которые я требовал, чтобы закончить строительство Успенского собора и произвести ремонт монастыря святого Пантелеимона в Одессе и чтобы оказать помощь многочисленным местным филантропическим учреждениям»[1039]. Американский исследователь А. Далин связывает отставку митрополита с интригами губернатора Транснистрии Г. Алексяну (впоследствии казненного за военные преступления), для которого митрополит Виссарион олицетворял «прорусское направление», и группы молодого националистически настроенного румынского духовенства во главе с архимандритом Антимом (Ника)[1040].
Наследником владыки Виссариона в качестве начальника Миссии и был назначен давний противник митрополита — активный сторонник румынизации архимандрит Антим. Он являлся уроженцем Бессарабии, но окончил университет в Яссах и преподавал на богословском факультете Бухарестского университета. Отзыв митрополита Виссариона неблагоприятно отразился на дальнейшем развитии церковной жизни. Теперь передача церковнославянских богослужений по румынскому радио стала проводиться гораздо реже, появились и другие ограничения для русскоязычного духовенства. После трехмесячной деятельности на посту начальника Миссии архимандрит Антим в феврале 1944 г. был хиротонисан в Бухаресте во епископа Измаильского и Транснистрийского (выбран на эту кафедру 14 января 1944 г.)[1041].
Вследствие того, что руководство Транснистрии прочно находилось в руках Миссии, с самого начала удалось избежать церковных расколов, подобных существовавшим в рейхскомиссариате «Украина». Митрополит Виссарион внутренне ориентировался на «тихоновское» направление в Русской Церкви и литургию на церковнославянском, обновленцев, самосвятов и автокефалистов принимал в клир только после их перерукоположения.
Упоминавшийся владыка автономной Украинской Церкви архиепископ Херсонский и Николаевский Антоний (Марценко) при посредничестве митрополита Виссариона сообщил Патриарху Никодиму о самосвятстве и нарушении церковных канонов украинскими автокефалистами. В ответном письме Румынский Патриарх выразил пожелание «придти на помощь Православной Церкви и иерархам возможно скорее, сожалея о состоянии Церкви в епархиях Украины». Во время пребывания владыки Антония в Одессе летом 1943 г. ему предложили перерукоположить несколько прибывших в область самосвятских священников, чем, по утверждению архиепископа, «была положена ликвидация самосвятщины в Транснистрии». Через Патриарха Никодима архиепископ Антоний проинформировал о самосвятах Первоиерарха Православной Церкви в Польском Генерал-губернаторстве митрополита Дионисия (Валединского), но ответа не получил[1042].
На рубеже 1943/1944 гг. в Транснистрии появились представители автокефальной Украинской Церкви. Шесть автокефальных священников из занятых советской армией областей приехали в Одессу, установили связь с Миссией и намеревались проводить в греческой церкви богослужения на украинском языке. Но Румынская духовная миссия не приняла их в свои ряды. Автокефальным священникам пришлось уехать дальше в Болгарию. Тогда же в Одессу прибыл с женой и детьми епископ автокефальной Украинской Церкви Михаил Хороший, однако Миссия не признала его даже священником и переслала прошение «владыки» на имя Патриарха Никодима на отзыв архиепископу Антонию (Марценко), который, естественно, отреагировал негативно[1043].
Когда в начале июля 1944 г. русский профессор-богослов из Варшавы М. В. Зызыкин написал Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Анастасию (Грибановскому) о том, что Румынская Патриархия якобы разрешила сослужение с неолипковцами (украинскими автокефалистами), владыка в ответном письме от 15 августа опроверг эти сведения и сообщил, что ему «неизвестно о перемене взгляда Румынской Православной Церкви на неолипковщину»[1044]. 29 июня 1944 г. митрополит Анастасий также написал председателю Священного Синода Болгарской Православной Церкви митрополиту Неофиту о том, что Румынская Церковь не признает законность украинской автокефальной иерархии.
В конце февраля 1944 г. положение на фронте стало критическим, и Духовная миссия переехала в Тирасполь, а затем в Измаил. При этом за неделю до эвакуации Миссии ее начальник епископ Антим (Ника) приказал настоятелю кафедрального Свято-Ильинского собора иеромонаху Антиму (Табаку) срочно вывезти из соборной ризницы в г. Аккерман семь архиерейских облачений и другие церковные ценности, привезенные из Херсона архиепископом Антонием (Марценко). 31 июля 1944 г. приехавший через Румынию в Белград владыка Антоний в докладе Первоиерарху РПЦЗ отметил недопустимость подобного поступка и попросил написать Румынскому Патриарху о необходимости возвратить вещи Архиерейскому Синоду РПЦЗ, а в будущем — Херсонской епархии. 17 августа митрополит Анастасий действительно написал об этом деле Патриарху Никодиму, указав, что передачу вещей Архиерейскому Синоду можно осуществить при помощи немецкого военного командования или через представителя Русского охранного корпуса в Бухаресте. Однако вскоре Румыния объявила войну Германии, и просьба владыки не была выполнена[1045].
Когда с приближением фронта румынские клирики «Заднестровья» покидали приходы, их места занимали эвакуировавшиеся из Восточной Украины священники украинского и русского происхождения, пользовавшиеся несравненно большим доверием и любовью народа. Часто происходило, что приходы по-настоящему «расцветали» только с новым славянским пастырем в короткий промежуток времени, оставшийся до прихода советских войск. Управление церковной жизнью «Заднестровья» в это время — после эвакуации Миссии (в начале марта) — взял на себя настоятель Одесского Свято-Пантелеимоновского монастыря, выходец из Бессарабии игумен Василий (Солтици)[1046]. Но он оставался на этом посту недолго, 28 марта советская армия освободила Николаев, а 10 апреля 1944 г. — Одессу.