1 декабря 1943 г. епископ Ефрем созвал единственный за годы войны Епархиальный съезд, который решил провести выборы всех трех архиереев митрополичьего округа[964]. На проходившем в Бухаресте Архиерейском Соборе Румынской Церкви 12 января 1944 г. архиепископом Кишиневским и митрополитом Бессарабским был избран владыка Ефрем, на следующий день состоялись выборы Хотинского епископа, а 14 января — Измаильского. В своих приветственных речах министр народного просвещения и культов, а также заместитель премьер-министра обратили внимание новоизбранного митрополита на значение его епархии не только для Румынии, но и для всей Европы, так как «кто атакует укрепления Бессарабии, тот ломит видимые и невидимые укрепления Европы»[965]. 1 февраля 1944 г. был сформирован новый состав Кишиневского Епархиального совета.
31 октября 1943 г. епископ Ефрем освятил построенную в Кишиневе Свято-Троицкую церковь «в память о павших при отвоевании Бессарабии героях». Осенью того же года в епархии были освящены еще два ранее пострадавших от боевых действий и восстановленных храма[966]. Кишиневская митрополия содержала два сиротских приюта и в декабре 1943 г. пожертвовала учившимся в кишиневской епархиальной школе сиротам 1 млн. лей. Одновременно в Измаильском округе был создан благотворительный фонд для помощи нуждающемуся духовенству. В то же время продолжалась дискриминационная национальная и религиозная политика. В ноябре 1943 г. было принято решение о поэтапном переселении православных болгар из Бессарабии в Болгарию, а в декабре кишиневский суд оштрафовал двух представителей секты на 10 тыс. лей[967].
Всего в период войны на территории Молдавии действовали не менее 950 православных церквей, 15 мужских и 11 женских монастырей (в том числе возобновленная Жабская обитель) с общим числом насельников около 2 тыс. человек. При этом число поступающих в монастыри постоянно росло: в 1941 г. — 27, в 1942 — 39, в 1943 — 45, в 1944 — 50, в 1945 — 86. В 1943 г. был создан новый мужской монастырь — Злотиевский, правда, при этом в 1941–1944 гг. прекратили свое существование Выверицкий мужской и Истерлие-Новский женский монастыри (таким образом, к 1945 г. осталось 25 обителей)[968].
В начальный период войны (к 13 августа 1941 г.) румынские войска, помимо Бессарабии, оккупировали юго-западную часть Украины, получившую название Транснистрия («Заднестровье»). Согласно германско-румынскому соглашению в Бендерах от 30 августа 1941 г., территория между реками Днестром и Бугом общей площадью 42 тыс. кв. км передавалась Румынии в качестве вознаграждения за ее участие в войне с СССР. В Транснистрию вошли левобережные районы Молдавии (территория существовавшей до 1940 г. Молдавской АССР в составе УССР), Одесская область и часть территории Николаевской и Винницкой областей; из 2,2 млн. жителей подавляющую часть (около 75 %) составляли украинцы и русские. Церковная жизнь в советский период здесь, как и везде в СССР, оказалась почти полностью уничтожена. Из 891 церкви, существовавшей на территории между Бугом и Днестром в 1917 г., к июлю 1941 г. 363 были закрыты, 269 — частично разрушены, 258 — разрушены полностью и только одна действовала. Для возрождения церковной жизни в «Заднестровье» имелись гораздо лучшие возможности, чем в немецком рейхскомиссариате «Украина». Организацию религиозной деятельности на территории между Днестром и Бугом взяла на себя Румынская Церковь, распространившая на них без согласования с Московским Патриархатом свою юрисдикцию, хотя ее Священный Синод и выражал некоторые сомнения в каноничности этой акции.
Уже в первом указе от 19 августа 1941 г., которым правительство маршала И. Антонеску регулировало отношения в Транснистрии, была отмечена необходимость открытия закрытых при коммунистах церквей и «возвращения населения в христианство». А в законе от 15 июня 1943 г. исповедание религии объявлялось свободным для всякого человека. Антонеску начал активно поддерживать Православную Церковь, рассчитывая использовать ее в качестве средства румынизации славянского населения, чтобы в будущем полностью включить новые области в румынское государство. С этой целью румынский язык вводился в качестве официального и обязательного для изучения в школах, вывешивались указатели с румынскими названиями улиц и городов, на занятые земли направлялись переселенцы, а Православная Церковь Румынии должна была, проповедуя Евангелие, действовать в румынском духе. При этом она рассматривалась как противовес Русскому Православию, считавшемуся «величайшей панславянской опасностью»[969].
В бухарестских газетах в конце лета — начале осени 1941 г. писали, что Румынская Церковь должна чувствовать себя призванной снова пробудить православный христианский дух на Востоке и в этой связи имеет большие миссионерские обязанности и ответственность перед историей[970]. В окружении Румынского Патриарха Никодима также существовали честолюбивые замыслы. Как вспоминал 6 апреля 1945 г. сам Патриарх в беседе с епископом Кировоградским Сергием (Лариным), «некоторые лица говорили, надо крестить снова Русь, а я их спрашивал: а где апостолы? надо восстанавливать Церковь на Руси, а где исповедники? а где мученики? да и средства надо найти. У нас есть лишь хорошие коммерсанты. Один епископ много писал по этим вопросам в период оккупации, а теперь ему стыдно и он старается реабилитировать себя, да только ему плохо удается это». По словам Патриарха, он, якобы, категорически отказался поехать в Одессу и на месте принять участие в пропаганде «румынского» Православия: «Ведь, приехав в Одессу, надо что-нибудь сказать, а что я скажу, кроме того, что Одесса все равно будет русской». Однако, как минимум, в течение первого года оккупации Патриарх Никодим явно сочувствовал утопическим планам быстрой «румынизации» Православия в Транснистрии[971].
Назначенный 19 августа в качестве румынского губернатора провинции профессор Г. Алексяну наградил немецкого капитана, который по своей инициативе открыл собор в Тирасполе (превращенный в 1930-е гг. в склад для хранения зерна), а позднее лично возглавил Пасхальный крестный ход 1942 г. в Одессе (оккупированной 16 октября 1941 г.)[972]. Военное духовенство и офицеры румынской армии также активно способствовали открытию храмов. Так, по свидетельству командира одного румынского горного полка, их полковой священник освятил на Украине около 200 православных храмов (что, вероятно, было преувеличением) и окрестил свыше 4 тыс. детей[973].
Впрочем, значительная часть церквей в Транснистрии, как и на других украинских землях, была открыта самостоятельно местным населением и уцелевшими от репрессий священниками. Об этом, как и о румынской помощи, в частности, говорится в сообщении полиции безопасности и СД от 1 октября 1941 г. В нем идет речь об округе г. Ананьева, где с 1935 г. отсутствовали богослужения: «Непосредственно после вступления германских войск были снова открыты церкви и два имеющихся священника начали в трех сохранившихся храмах свою деятельность… Вскоре откроется четвертая церковь. До настоящего времени оба священника крестили в Ананьевском округе около 600 детей в возрасте до 8 лет… С румынской стороны уже проявлена забота, чтобы церкви в Транснистрии были снабжены необходимым церковным инвентарем из Румынии. Доставка этих предметов была ускоренно проведена по указанию префекта. Правда, общины должны оплачивать предоставленные им вещи»[974] (всего в Ананьевском округе в период оккупации действовали 44 православные церкви).
В другом подобном сообщении от 14 октября 1941 г. сообщалось, что румыны развернули особенно сильную пропаганду в церковном отношении, преследуя цель произвести впечатление на население, причем в первых богослужениях демонстративно участвовали высшие румынские офицеры. Во многих местах проходившие румынские войска силами военных священников сооружали временные церкви и совершали богослужения[975]. Жителям областей западнее Буга (то есть уже за границами Транснистрии) было объявлено, что румынская сторона берет на себя заботу об организации Церкви и в необходимых случаях требуемые священники будут командированы из Бессарабии[976].
Еще в одном сообщении полиции безопасности и СД от 31 октября 1941 г. отмечалось: «Исходя из того, что большевистское господство с государственно проводимой безбожной политикой не смогло серьезно поколебать религиозное чувство населения и его приверженность Греко-Православной Церкви все еще прочно укоренена, румынская сторона собирается вести антикоммунистическую пропаганду и мировоззренческое воспитание через Церковь. Румынская Православная Церковь хочет командировать в новые области необходимое число священников. Тем временем также создано новое Тираспольское епископство. Его главой назначен бывший румынский военный епископ Антал»[977].
В первые недели оккупации церковные службы в Транснистрии пользовались огромной популярностью: прихожане удовлетворяли «отложенные» при советской власти религиозные потребности — женатые по гражданскому обряду супруги венчались в церкви, отцы и матери активно крестили детей. Однако румынские власти хотели не просто возродить православие в Транснистрии, но и поставить его под свой контроль, ликвидировав религиозное (и, следовательно, политическое) влияние «московского православия». В середине августа 1941 г. немцы зафиксировали случаи насильственного перекрещивания украинских детей румынскими капелланами[978].
В сентябре 1941 г. Румынская Патриархия по решению Священного Синода направила в Транснистрию Православную миссию (Misiunea Ortodoxa Romana) с центром местопребывания сначала в Тирасполе, а потом в Одессе. Задача Миссии, на содержание которой Патриарх и румынское правительство выделили крупные субсидии, состояла в жестком контроле и руководстве религиозной деятельностью и назначении священников на вакантные места. Этим обеспечивались руководящие позиции румынского духовенства в церковной жизни края. И. Антонеску лично давал указания, как вести миссионерскую деятельность в Транснистрии и как подбирать кадры миссионеров. Не случайно они рассматривали себя как силу, которая постепенно должна была организовать церковную жизнь по всей России[979].
Первым начальником Миссии и администратором (управляющим) Одесской епархии был назначен декан богословского факультета Бухарестского университета архимандрит Юлий (Скрибан), еще со времен Первой мировой войны известный своими германофильскими настроениями. Уже в августе Священный Синод по согласованию с Министерством по делам религии поручил ему совместно с Генеральным штабом начать организацию православия на Украине, в первую очередь, для румынского населения (под которым имелись в виду молдаване). Деятельность Украинских автономной (связанной с Московским Патриархатом) и автокефальной Церквей в Транснистрии не допускалась, что нередко вызывало недовольство местных жителей[980].
Большинство руководителей Миссии приехали из Бухареста. В частности, оттуда прибыли начальник Миссии, оба его заместителя — архимандриты Антим (Ника) и Антоний (Харгел), секретарь Миссии Василий Паша, секретарь по особым вопросам Григорий Ордеану и диакон Миссии Флореа Лавру. Функции инспекторов выполняли священники Феодор Рудиев, Грозу (оба из Кишинева) и Попович (из Балты). Шефом бюро Миссии являлся Флореску из Ясс, а вспомогательным миссионером — Максим Пугачев из Измаила (в марте 1942 г.)[981]. В Одессе также находилось дирекция культуры (Serviciu Cultelor) при губернаторе Транснистрии во главе с Траяном Херсени, в ведении которой были и религиозные дела.
Масштабы церковного возрождения в Транснистрии примерно соответствовали тем, которые происходили в соседнем рейхскомиссариате «Украина». Первоначально главной проблемой являлась острая нехватка духовенства. К уцелевшим местным священнослужителям Миссия подходила очень осторожно. Так, к весне 1942 г. из сохранившихся 150 русских и украинских клириков были утверждены лишь 19 священников, 3 диакона и 8 псаломщиков. Значительная часть не могла быть утверждена из-за недостатка образования, принадлежности к обновленцам, так называемому липковскому расколу (самосвятам) или отречения в прошлом от веры. Обновленцев, имевших рукоположение от законных епископов, принимали в общение через покаяние. Вопрос же о принятии «липковцев» и отрекавшихся ранее от веры еще находился на рассмотрении Священного Синода. Учитывая острую нехватку священнослужителей, Синод в середине 1942 г. распорядился рукополагать имеющих необходимое образование русских и украинских мирян. Но славянские священники, которым пришлось служить в Транснистрии, впоследствии свидетельствовали, что члены Миссии подозревали их в русофильстве, а получение должности требовало преодоления многочисленных искусственных препятствий[982].
Прибывшие в «Заднестровье» из Румынии и Бессарабии священники делились на две части: миссионеры, по определенному плану объезжавшие несколько десятков населенных пунктов, которых весной 1942 г. насчитывалось 89 и назначенные на более продолжительное время настоятели приходов, общим числом около 70. Первоначально, в большинстве случаев, это были священники, присланные на шестимесячный срок из Кишиневского митрополичьего округа, где значительная часть населения знала русский язык. Управлявший округом владыка Ефрем рекомендовал своим священникам именно полугодовую службу в Транснистрии, лишь холостые и овдовевшие могли служить несколько дольше (о своей деятельности они должны были посылать отчетные доклады в Епархиальную канцелярию)[983]. Это соответствовало церковной политике румынских властей, препятствовавших установлению тесных контактов духовенства с населением юго-западной Украины. Если служивший в храме священник не знал русского, то богослужение нередко проводилось на двух языках — румынском и церковнославянском, а произносившаяся затем по-румынски проповедь переводилась на русский.
Несколько знавших русский язык бессарабских священнослужителей были назначены благочинными. Так, например, священник Чакир в сентябре 1942 г. был направлен в качестве благочинного церквей Краснянского района и после возвращения получил повышение по службе, став секретарем Кишиневской Духовной консистории. Упоминавшийся архимандрит Варлаам (Кирица), бывший в 1940 г. благочинным церквей и монастырей Хотинской епархии, с февраля 1942 г. служил миссионером-благочинным Бершадского района Винницкой области, издавал там на румынском и русском языках газету «Воскресенье», учебник на румынском языке для украинского населения, а также создал в г. Бершад общество «Румыны с Буга». В апреле 1942 г. архимандрит Варлаам провел совещание священников своего благочиния, на котором заявил, «что румыны пришли на Украину не с целью завоевания, а с целью помочь украинскому народу освободиться от большевизма, он также говорил, что румыны являются родными братьями украинского народа». С октября 1942 г. по июнь 1943 г. отец Варлаам служил настоятелем Свято-Пантелеимоновского монастыря в Одессе и благочинным одесских церквей и монастырей (в июне 1943 г. он выехал в Румынию, а в конце 1944 г. возвратился в Молдавскую ССР).
Отец архимандрита Варлаама — священник Мисаил Кирица — в ноябре 1941 г. был назначен служить в Свято-Ильинский монастырь Одессы. Он также выполнял обязанности переводчика — переводил с румынского на русский проповеди, в том числе начальника Миссии архимандрит Юлия (Скрибана), и публиковал статьи в издававшихся в оккупированном городе газетах «Одесса» и «Одесская газета». В июле 1942 г. по случаю выхода сотого номера «Одесской газеты» отец Мисаил прислал в редакцию поздравительное письмо, в котором писал: «…привет этой поистине православной, по преимуществу, газете, отстаивающей интересы здоровой жизненной политики, освобожденного от ига большевизма русского народа и проповедующей устои христианской жизни»[984].
Чтобы побудить румынских и молдавских священнослужителей к миссионерской деятельности на Востоке, правительство предоставляло им разнообразные льготы. Согласившимся ехать на Украину выдавали тройное жалование, промтоварный и продовольственный пайки, кроме того, за миссионерами сохранялись доходы по их прежним приходам. Служившие в Транснистрии румынские священники в среднем получали по 600 оккупационных марок в месяц, а местные: русские, украинские и молдавские — только 200[985].
Однако только молдавским общинам было более или менее легко принять присланных в заднестровские области священников в своих приходах. Помимо языкового барьера и сохранения другой религиозной традиции, население Транснистрии, в том числе и молдавское, не имело, в отличие от бессарабских жителей, двадцатилетнего опыта общения с румынским духовенством. Оно было шокировано даже внешним видом священников из Румынии. «Не те священники», — говорили крестьяне, глядя на лакированные штиблеты и мягкие шляпы[986].