— У вас ребенок?
— С родителями живет… У нас хорошая семья. Родители медики. Оба брата хирурги. Одна я бродяга. Они меня так и называют.
На вид Кладовщиковой можно было дать около тридцати: морщины на верхней губе, прямой с горбинкой нос, черные, уложенные недавно опытной рукой мастера волосы. Держалась она как человек, привыкший к исключительному положению в мужском коллективе.
— …Проснешься дома, ждешь гудка и думаешь: «Почему стоим? Встречный пропускаем?» Интересная жизнь! Сегодня — на Каспии, завтра — где-нибудь в Мургабе! Какая у нас бригада была! Отличная!
— Распалась? — спросил Денисов.
— Первый помощник ушел на пенсию, второй на заводе. Теперь Салов за него.
— Косов не постоянно был в бригаде?
— На один рейс! Ольшонок не взял бы на все время!
— Почему? Как вы думаете?
Она поправила прическу, подтянула ворот шинели.
— Не знаю.
— Это ваша? — Денисов показал на шинель.
— Что вы?! — Кладовщикова улыбнулась. — Пятьдесят второй размер! Ольшонка! Мороз вон какой! А я в пальтишке… Он говорит: «Одевай! И чтоб не снимала!»
— Заботится?
Она засмеялась:
— Говорят: неравно… дышит! Ко мне в поездках все хорошо относились!
— И Косов?
Она обошла вопрос:
— Важно, как я к нему отнеслась! Ольшонок — это человек… А Косов? Хоть и нехорошо о мертвом…
Типичный кулак. У них вся бригада была такая. Если бы к нам не попал, сидел бы вместе с ними в Бейнеу.