А очагом древней философии оставалась Византия, сохранившая в Средние века культурное наследие античного мира. Эта империя давно пришла в упадок, ее громили то крестоносцы, то турки, она потеряла большую часть своих территорий. Но здесь до сих пор действовали классические философские школы, изучали Платона, Аристотеля, Гомера и других мыслителей и поэтов древности. Эти мыслители породили новую ересь, попытались соединить языческую основу с христианством. Причем их сторону приняли патриарх Константинопольский Иоанн Калека, ряд епископов. В тяжелой борьбе в 1341–1347 гг. чистоту православия отстояли святые Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит, Григорий Палама. Патриарха низложили. Реформаторство осудили как ересь.
Греческие философы стали перетекать в Италию. Там их высоко ценили, хорошо платили [2]. Один из самых знаменитых философов, Плифон, примкнул к сторонникам церковной унии. Ему предложил блестящие условия Козимо Медичи, могущественный правитель Флоренции и крупнейший банкир, ссужавший деньгами большинство европейских монархов. При дворе Медичи Плифон основал Платоновскую академию [3]. Но изучали в ней не только древнегреческую философию, она стала центром распространения оккультных учений. В академии прославился Джованни Пико делла Мирандола, признанный «крупнейшим итальянским философом» и создавший трактат «900 тезисов по философии, каббалистике и теологии». Даже по меркам «эпохи Возрождения» книга была откровенно еретической, автору грозил суд инквизиции, но под эгидой Медичи тронуть его не посмели [4]. Инквизиция в конце XV века развернула пресловутую «охоту на ведьм», сотнями отправляла на костры безграмотных баб-знахарок, недалеких обывателей, соблазнившихся добиться магическими способами тех или иных житейских успехов. Но источники, подпитывающие эту эпидемию, получали покровительство сильных мира сего, в том числе католических иерархов.
Не замедлили сказаться и последствия разрушения католицизма. В Англии необходимость церковных реформ начал проповедовать философ из Оксфордского университета Джон Уиклиф. Возникли секты лоллардов (бормочущих молитвы). Их радикальное крыло под лозунгами общего равенства поднимало народ на погромы в кровавом восстании Уота Тайлера. Мятеж жестоко подавили, но было и умеренное крыло лоллардов, куда входили дворяне, купцы. К ним примкнул и король Ричард II, стал опираться на парламент, даровал ему большие права, позволил контролировать и утверждать бюджет, налоги. Торжественно пообещал править, руководствуясь законами.
А в Чехии взялся проповедовать последователь Уиклифа Ян Гус. В 1415 году его казнили, но возмущенная Чехия взорвалась восстанием. Причём во взбаламученной стране проявились самые разные течения: умеренные чашники, радикальные табориты, даже древняя гностическая секта адамитов, призывавших вернуться к временам Адама, до грехопадения, для «очищения» совершавших богослужения в чем мать родила и предававшихся общим актам «безгрешной любви». Гуситские войны сотрясали Центральную Европу более двадцати лет, совершенно опустошив ее.
Но даже это стало лишь «цветочками» Реформации, грянувшей в XVI веке. Впрочем, духовные вопросы оказывались при этом уже второстепенными. Люди выбирали те учения, которые казались им выгоднее. Кого-то вполне удовлетворяло, что католические священники за мзду отпускают любые грехи. Так почему же не сохранить католицизм? Лютер отвергал верховенство пап, монашество, церковную собственность – что ж, германские и скандинавские дворяне с энтузиазмом приняли лютеранство, расхватали церковные земли. Анабаптисты проповедовали: если не признавать церковную власть, то зачем признавать светскую? Этим увлеклись крестьяне, громили и грабили всех подряд.
В Англии Генрих VIII всего лишь хотел жениться и разводиться по своему усмотрению. Поэтому ввел англиканскую церковь, сохранившую все обряды католической, но подчиняющуюся не папе, а королю. И церковные подати король стал забирать себе. А Кальвин поучал, что каждый человек, вне зависимости от его земных дел, заведомо определен Богом к спасению или осуждению. Отличить «избранных» от «неизбранных» очень просто: тех, кого полюбил Господь, Он отмечает богатством. Участь «неизбранных» – повиноваться им и работать на них. Да и власть должна принадлежать не королям, а советам «избранных». Теории Кальвина очень понравились французским дворянам, позволяли не повиноваться королю и бунтовать. Кальвинизм пришелся по душе и ростовщикам, купцам, банкирам. Они-то получались ох какими «избранными»! Их каста в данное время набрала вес в Нидерландах.
Эта страна входила в состав Испанской империи. Испанские дворяне захватывали колонии за океаном, но торговать и заниматься промыслами им запрещалось. Их добыча перевозилась на голландских кораблях, продавалась на голландских рынках и утекала в кошельки голландских толстосумов. А когда они достаточно разжирели, то задались вопросом – нужны ли им испанский король, уплата церковной десятины и прочие помехи? Не лучше ли править самим, как они сочтут нужным? Под лозунгами кальвинизма Нидерланды восстали. Но и католицизм не собирался сдавать позиции. Рим развернул Контрреформацию. Точнее – католическую реформу. По сути, она тоже стала разновидностью Реформации, вылившись в кардинальные преобразования церкви. Разрабатывались масштабные пропагандистские программы, на это нацеливались квалифицированные проповедники, литература, искусство, система образования.
Европа разделилась на враждующие лагеря. В ходе этой борьбы создавались первые в мире профессиональные спецслужбы. Одна под эгидой Ватикана, орден иезуитов, раскинувший щупальца шпионажа и диверсий на разные государства. Вторую создал советник английской королевы Елизаветы министр иностранных дел Френсис Уолсингем. Как раз для того, чтобы противостоять операциям иезуитов и заговорам, которые они то и дело организовывали в Британии. Уолсингем завел сеть агентов при различных европейских дворах, в церковных, деловых кругах. О заговорах узнавал, когда они только начинали формироваться [5]. Отсюда и берут начало традиции британской политической разведки. Но в XVII веке и Англия опрокинулась в месиво революций – ударной силой опять выступили кальвинисты.
Лишь во второй половине XVII веке религиозное противостояние стало сглаживаться. Самые радикальные сектанты погибли, или их спроваживали в ссылки, заселять заокеанские колонии. Но обильно проклюнулись всходы учений, вроде бы непричастных к противоборству католиков и протестантов. Как будто нейтральных. А внедрение религиозной «терпимости» создавало для них благоприятную почву. В раздробленной Германии после Тридцатилетней войны, совершенно разорившей здешние королевства и княжества, стал открыто действовать орден розенкрейцеров. Пропагандировал поиск неких сокровенных каббалистических знаний [6]. В него вступали монархи, дворяне. Их покровительство получали алхимики и прочие «мудрецы». Ну а как же, каждому хотелось найти «философский камень» для обращения дешевых металлов в золото. Обрести магические средства для привлечения успеха, управления силами природы. Ну а Англия в ходе тех же войн и революций объединилась с Шотландией. Здесь получили развитие учения тамплиеров и других еретиков, веками находивших убежище в Шотландии. Родились масонские ложи.
Но были и победители в войнах и революциях. Кланы крупных финансистов, купцов, банкиров. Реформация смела традиционные устои, так или иначе мешавшие их наживе. Хотя европейские финансовые центры при этом сместились – из Италии в Амстердам и Лондон. До сих пор европейские толстосумы добивались своих политических целей, опираясь на радикальных сектантов. Но уже обожглись на этом. Религиозные революции выходили из-под контроля, становились слишком разрушительными. Масонские и розенкрейцерские структуры оказывались куда более удобными. Они были как бы вне политических партий, вне религий, ни под какие запреты не попадали. Их учения были тайными, для «избранных». Но финансово-политическая элита как раз и считала себя «избранными». Ложи идеально подходили для закрепления деловых связей, распространения своих влияний – исподволь, скрытно. Их члены имели возможность вырабатывать и согласовывать общие планы, проталкивать нужных людей на те или иные ключевые посты, готовить совместные действия. А соединение оккультно-мистических группировок с финансовыми обеспечило им могущество, более чем солидную опору.
И сам термин «Просвещение» был именно масонским лозунгом. Основной своей задачей они декларировали содействие «просвещению», это позволяло играть на благородных чувствах, вовлекать новых членов. Но понимать «просвещение» можно было по-разному. С одной стороны, как развитие системы образования. С другой – как ее преобразование, подстраивание к распространению идей «просветителей». С третьей – как «просвещение» самих членов лож. А оно строилось на принципе ступенчатых «посвящений». На каждой становится доступной только часть информации. И на более высокой ступени может отвергаться и отрицаться то, что почиталось истиной на нижних. То есть система заведомо основывалась на лжи.
В целом же «просвещение» подразумевало поворот от христианского к рациональному, материалистическому мышлению. В противовес вере возводился в культ человеческий разум как главный и единственный инструмент познания окружающего мира и самого человека, их совершенствования. Духовное, ключевое начало религии всячески принижалось, выставлялось «суевериями». Целью «просвещения» ставилось и «совершенствование» (то есть коренная ломка) традиционных государственных, политических систем, норм морали, нравственности. Сценарии реформ, разумеется, готовили «просветители». С ослаблением центральной власти, всемерным расширением «свобод». Так стала создаваться идеология либерализма, внедряться в качестве «прогрессивной». А расширять «свободы» и бороться за них можно было, по сути, бесконечно…
В общем-то «эпоха Возрождения» провозгласила начало перехода европейской цивилизации к оккультным антихристианским учениям. Они только ещё «возрождались». «Просвещение» означало торжество этого процесса. Такие учения уже утвердились. Выплеснулись для широкого распространения.
ГЛАВА 2. СУЕТА ВОКРУГ ПЕТРА
Исторический путь России кардинально отличался от западного. В XVI веке наша страна миновала опасную развилку на пути государственного строительства – идти по пути централизации власти или свернуть на путь многих европейских держав с представительными формами правления (которые на самом-то деле повсюду оборачивались засильем аристократии или купеческой олигархии). Отстояв идеал самодержавия, Иван Грозный сумел построить уникальную модель «Земской монархии» с жесткой вертикалью власти и широчайшим демократическим самоуправлением на всех «горизонталях». Православная Церковь устояла против атак ересей. Самую мощную из них, ересь «жидовствующих», победили Иван III, Василий III, а Иван Грозный окончательно разгромил ее. Россия сохранила традиционный фундамент Православия. А по мере своего усиления заняла место Третьего Рима, мирового оплота истинной христианской веры.
Но во второй половине XVII века, в правление Алексея Михайловича, механизмы «Земской монархии» стали ослабевать и расшатываться. Не без участия католических агентов была спровоцирована трагедия церковного раскола, хотя в масштабные религиозные войны это не вылилось. Иезуиты внедрили своего агента влияния и в ближайшее окружение царя, тайного униата Базилианского ордена Симеона Полоцкого. Он возглавил элитное Заиконоспасское училище для чиновников, стал воспитателем старших детей государя. Линию сближения с католицизмом он проводил осторожно и скрытно, удобной почвой для этого служила пропаганда мнимых преимуществ западных систем, обычаев, морали, культуры [7].
В 1676 году на престол взошел 16-летний Фёдор Алексеевич. Покатились крутые реформы. Царь издал указ, рекомендовавший подданным брить бороды. Для государственных служащих официально вводилось польское платье. В «старорусской» одежде вход в Кремль был вообще запрещен. Современник писал: «На Москве стали… бороды брить, сабли и кунтуши польские носить, школы заводить». В высшем свете распространялось польское вольнодумство, сомнительные учения, западное изобразительное искусство, вечеринки с танцами, разврат. Принципы Земской монархии, «всей земли», были окончательно похоронены, утверждались польские установки с делением на благородное «шляхетство» и «подлый люд». Боярская дума превратилась в аналог польского сената.
Учениками Полоцкого были и сестра Федора Софья, ее фаворит Василий Голицын. Другого своего ученика, Сильвестра Медведева, Полоцкий хотел пристроить наставником к царевичу Петру. Но воспротивился патриарх Иоаким. Он уже понял, что обработка государственной верхушки осуществляется отнюдь не случайным образом. Без патриаршего благословения кандидатуру Медведева отвергла и мать Петра Наталья. Ну что ж, получив отказ, Сильвестр стал духовником Софьи. Молодой и галантный Медведев вел себя как католический прелат – редко вспоминал о христианских устоях, зато оказался знатоком оккультных дисциплин, составлял для Софьи и царя астрологические прогнозы. Полоцкий и Сильвестр чувствовали себя настолько уверенно, что возглавили партию «латинствующих» среди духовенства, отстаивали католические взгляды по некоторым богословским вопросам.
А в 1682 году Фёдор Алексеевич умер бездетным. Умело используя Стрелецкий бунт, Софья сумела перехватить власть, стать регентшей при двух номинальных царях – больном Иване и малолетнем Петре. Голицыну она отдала под начало и внешнюю политику, и армию, для него был восстановлен высший в России титул канцлера – «Царственныя Большия печати и государственных великих посольских дел оберегателя». Полоцкого уже не было в живых, но Медведев вознесся, выступал наравне с высшими церковными иерархами. Начинания Федора его сестра развивала. Польские моды не только сохранялись, а углублялись. Знать гонялась за импортными духами, мылом, перчатками. Строила дворцы на западный манер, украшала их статуями Аполлонов и Венер. При дворе функционировал театр. Софья сама сочинила несколько пьес для него.
Однако Федор Алексеевич все же видел грань, за которую реформы переходить не должны. После него дорвалась к власти именно та группировка, которая силилась поломать и изменить основу российского государства. Не считаясь с мнением патриарха, Софья и Голицын разрешили в стране католическое богослужение. В Россию был дозволен въезд иезуитам, и канцлер принимал их даже в частном конфиденциально, у себя дома, «часто беседовал с ними». О чем? Причина подобной тяги к русским правителям могла быть только одна, и она известна. Сильвестр Медведев являлся сторонником церковной унии. Иезуит де Невиль проговорился, что и Голицын разделял эту идею.
ebooksa