Новые властители увлекались и магией, кабаллистикой, астрологией. Впрочем, это в полной мере вписывалось в европейскую культуру той эпохи. Голицын, как вспоминали современники, «гадателей призывал и на месяц смотрел о познании судьбы своей». Софья тоже отдавала дань подобным учениям, Голицын и Медведев набрали для нее целый штат астрологов и «чародеев» вроде Дмитрия Силина, гадавшего по солнцу и другим знамениям. Канцлер внушал аристократам, чтобы они непременно нанимали для своих детей иностранных учителей. Начал целенаправленно отправлять русских юношей для обучения в Польшу. Основная их часть посылалась в Краковский Ягеллонский университет. Хотя это учебное заведение не готовило ни технических, ни военных специалистов, ни врачей. Оно выпускало богословов и юристов. Западное богословие и юриспруденция могли понадобиться временщику лишь в одном случае: он хотел подготовить кадры для будущих церковных и государственных преобразований.
Дальнейшие реформы и впрямь намечались. Голицын составил рукопись «О гражданском бытии или о поправлении всех дел, яже надлежат обще народу», читал ее Софье, приближенным, чужеземцам. Эта рукопись до нас не дошла. Но данные проекты чрезвычайно расхваливал де Невиль – иезуит и французский шпион, посланец Людовика XIV и руководителя его разведки маркиза Бетюна. Сам факт восторгов со стороны подобной фигуры выглядит весьма красноречиво. Новое правительство готовило именно такой поворот, которого уже два столетия добивались враги России, – разрушение национальных устоев и подрыв Православия. Вопреки мнению большинства бояр и патриарха, Софья и Голицын вступили в «Священную лигу» – союз Австрии, Польши и Венеции, начавший войну против Турции. Главой союза являлся папа римский.
Де Невиль описал планы, вызревавшие в окружении правительницы. Предполагалось устранить подрастающего Петра, потом оттереть от власти немощного Ивана – дождаться его смерти или подтолкнуть постричься в монахи. Голицын тоже избавится от супруги, спровадит в монастырь. Женится на Софье, они займут престол при полной поддержке папы римского и западных партнеров. А патриархом поставят Медведева, «который немедленно предложит посольство в Рим для соединения церкви латинской с греческой, что, если бы совершилось, доставило бы царевне всеобщее одобрение и уважение» [7].
Но патриарх Иоаким сформировал патриотическую партию, ее знаменем стал юный царь Петр Алексеевич. А Голицын наломал дров и вызвал всеобщее возмущение катастрофическими походами на Крым. Летом 1689 года противостояние прорвалось. О том, что в Москве назревают решающие события, прекрасно знали за рубежом. Дипломаты и шпионы потянулись сюда, словно мухи на мед. Примчались австрийская, польская делегации. Как раз тогда прибыл агент иезуитов и Франции Невиль. В столицу примчался и Мазепа. Словом, клубок собрался еще тот. Поляки, иезуиты и Невиль то и дело навещали Голицына на дому, тайно беседовали. Француз несколько раз переодевался в русское платье, ходил к Мазепе. Вместе обсуждали, что Украина вернется под власть Польши. Голицын знал об этом и не возражал. Что значит какая-то Украина? Почему бы ею не расплатиться за помощь захватить престол?
Но попытка повторить сценарий Стрелецкого бунта и убить Петра не удалась. В столкновении победила патриотическая партия. Первым же актом новой власти иезуитам было предписано в две недели покинуть страну. Софью заточили в монастырь, Голицына сослали. Медведев пробовал бежать, но его поймали. Следствие по его делу было долгим, осудили и казнили. Однако материалы его допросов не сохранились. То ли правительство сочло, что они чреваты слишком крупным скандалом, то ли последователи Медведева в русском руководстве постарались уничтожить улики. А ряд участников заговора (тот же Мазепа) сумели остаться в тени.
Но… едва удалось пресечь иезуитскую операцию, как уже развернулась другая. Как раз в дни противоборства с Софьей, когда юный Петр засел в Троице-Сергиевом монастыре и созывал к себе войска, первыми из иностранных офицеров, состоявших на русской службе, к нему привели своих солдат генерал Патрик Гордон и полковник Франц Лефорт. Петр оценил, радушно принял их, беседовал. Юный царь был очень любознательным, мечтал о море, тянулся к военному делу, создав два «потешных полка». Среди его учителей были и иностранцы. Геометрию, фортификацию и артиллерию преподавал поручик Тиммерман. Он рассказывал о Европе. Но свобода Петра была ограниченной – за ним стояла патриотическая партия во главе с матерью и властным патриархом Иоакимом, запрещавшим дружбу с чужеземцами. Теперь царь стал самостоятельным, а вскоре и Иоаким умер.
В 1690 году Пётр стал открыто навещать Немецкую слободу. Сперва заехал в гости к Гордону. Потом к Лефорту. И… стал бывать у него регулярно. У «дебошана» Лефорта всегда было шумно, весело, увлекательно. Как раз его пирушки влюбили Петра в европейский образ жизни. Он отдыхал здесь от придворных церемоний и этикета. А царица Евдокия была на сносях, и Лефорт свел Петра с Анной Монс. По случаю рождения наследника Алексея царь пожаловал его в генерал-майоры, назначил командиром 1-го Московского выборного полка (гвардейского, из лучших солдат). Лефорт стал неразлучным другом Петра, сопровождал его в поездках по стране, на военных маневрах, в походах на Азов. Лефорт формально возглавил и «Великое посольство» в Европу, ставил подписи под документами. Хотя фактически переговоры вел дипломат Федор Головин, а Лефорт играл роль переводчика при царе.
А между тем встречаются упоминания, что Гордон получил от короля Англии и Шотландии Якова II полномочия масонского эмиссара в нашей стране. Что активным «вольным каменщиком» был и Лефорт (судя по его биографии, это очень похоже на правду). В масонских источниках сообщается, будто сам Петр в 1690 году получил от Гордона и Лефорта масонское посвящение. Что в 1697 году во время визита в Голландию и Англию его вводили в ложи. Хотя такие сведения вполне могут быть фальсификацией (обычной для масонов).
И если даже они верны, то Петра масонство не увлекло. Просто мелькнуло в бурной мешанине его юных забав и ушло как нечто ненужное, не имеющее практического смысла. Гордон и Лефорт находились рядом с ним недолго, оба умерли в 1699 году. А Петр, невзирая на свои западнические увлечения (заметно проходившие с возрастом), оставался слишком убежденным патриотом России и слишком прочно сохранял стержень Православия, чтобы стать идейным «вольным каменщиком».
Да, взойдя на трон, он очутился в очень затруднительном положении. К царствованию он по сути не готовился, даже систематического образования не получил. А Россия уже вышла в бурное море международной политики. Куда и как рулить ею, должна была решать совершенно неподготовленная рука. Прежние механизмы государства оказались расшатаны или поломаны. С одной стороны, над Петром нависали кланы родовой аристократии, бояр, надеявшихся руководить неопытным царем из собственных выгод. С другой – приближенные иностранцы, соблазнившие его «европейскими нравами». Тоже из личных выгод. И не только личных, но не российских.
Даже Церковь Петр застал в совершенно плачевном виде. В ней царил хаос, боролись группировки твердолобых «обрядоверов» и суеверов, умеренных консерваторов, католических и протестантских реформаторов. Само Православие свелось к формальному соблюдению обычаев. По внешним признакам оценивались и ереси. Позволительно брить бороды или нет? Позволительно ли носить иноземную одежду? Сколькими перстами креститься? Признавать ли украинских священников или всех скопом объявить еретиками? Но за ожесточенными спорами о формальностях терялась духовная суть! Святитель Дмитрий Ростовский, поставленный (Петром!) на Ростовскую епархию, в сердце исторической России приходил в ужас. Большинство прихожан здесь вообще забыли об исповеди и Святом Причастии! Писал, что не только простолюдины, но и «иерейскии жены и дети мнозе никогдаже причащаются… иерейские сыны приходят ставиться на места отцов своих, которых егда спрашиваем: давно ли причащалися? Мнозии поистине сказуют, яко не помнят, когда причащалися» [8].
Патриарх Адриан был в оппозиции к царю за «еретическое» брадобритие и иностранные моды, поэтому не поддерживал никаких начинаний Петра. Хотя царь неоднократно протягивал ему руку для примирения. Заводил речь о церковном образовании, которое «паче всего в жизни сей надобно». Предлагал создавать специальные школы, чтобы «во всякие потребы люди, благоразумно учася, происходили в церковную службу». Эти же школы могли готовить военных и гражданских специалистов. «Но мало учатся, поскольку никто не смотрит за школой как надобно. Многие желают учить детей своих свободным наукам и отдают их здесь иноземцам, другие в домах своих держат учителей иностранных, которые на славянском нашем языке не умеют правильно говорить. Кроме того, иноверцы и малых детей ересям своим учат, отчего детям вред, а Церкви может быть ущерб великий и языку повреждение…» [8]
Не патриарх царя, а царь убеждал патриарха в опасности западных учений! В необходимости распознавать их, оберегать от них православие. Нет, Адриан «не услышал» его. Упрямо уклонялся от сотрудничества. А в Церковь действительно внедрялись самые разнообразные чужеродные влияния. Но никакого реального противодействия не было. Раскольники действовали куда более активно и наступательно, чем официальное духовенство. Раскидывали сети на окраины страны, на провинциальную глубинку, создавали тайные пристанища в городах.
Потом обнаружилось еще более страшное явление – секты «хлыстов», перемешавшие христианскую терминологию с темным язычеством. С местными «воплощениями христов», «пророков», «богородиц», с экстатическими плясками на радениях, самоистязаниями, свальными оргиями, омерзительным «причастием» частичкой отрезанного соска «богородиц». Исследователи до сих пор гадают, откуда же взялась эта ересь? То ли «проросли семена» язычества, сохранявшиеся с незапамятных времен в народной толще, то ли к простонародью попали от дворян масонские оккультные идеи? Впрочем, корни-то получались общими. Ведь масонские гностические теории тоже базировались на системах языческих мистерий и прочей подобной «мудрости». И, как ни странно, у «хлыстов» находились неведомые покровители в правящей верхушке. Первым выявил ересь святитель Дмитрий Ростовский в своей епархии [10]. Но его доклады спускались на тормозах. К «хлыстам» примкнули некоторые архиереи, ересь проникла в Москву, заразила несколько монастырей.
Но охомутать Петра и вовлечь его в масонскую упряжку все же не удалось. После провала идей Лефорта с «Великим посольством» он довольно быстро осознал, что европейские державы – совсем не друзья России, никак не желают ей добра и процветания. Резко сменил направление военной политики. С южного, турецкого, куда его подталкивали и католические державы, и собственное масонское окружение, – на западное, шведское. И сразу же это аукнулось во всей системе международных отношений. Англия и Голландия, до сих пор выступавшие лучшими партнерами России, мгновенно превратились в ее врагов. В Северной войне они выступили союзницами Карла XII.
Порушенную предшественниками государственную систему Петру пришлось строить заново. Но и в этом отношении он не поддался на «передовые» конституционные модели Англии или Голландии. Сохранил самодержавие. Однако и на образец французского абсолютизма, считавшегося образцом для всего мира, русский царь не клюнул. Взял за основу систему Швеции, доработав ее по-своему, из практических соображений. Влияние родовой аристократии, своенравной и часто оппозиционной, свел на нет, вообще упразднив боярство. Главной опорой власти сделал дворянство с его привилегиями, но и обязанностью служить государству. Причем дополнил эту систему Табелью о рангах, определяющей положение в обществе «чином, а не породой». А выслуга того или иного чина давала право на пожалование личного или потомственного дворянства. Возможность выдвинуться получили лица любого сословия – в зависимости от собственных качеств.
И в конце концов Петр добился, что Русское царство, набрав силы в предшествующие времена, переродилось в могущественную империю. Открыло себе выход к Балтийскому морю. Утвердило свое влияние и интересы на европейской и мировой арене. Но такой политикой царя недовольны были очень многие – и в нашей стране, и за границей. Не случайно против Петра несколько раз готовились заговоры. В 1697 году, когда он собирался за границу, его замышляли убить стрелецкие начальники Соковнин, Цыклер и Пушкин. В 1698 году, когда он путешествовал по Европе, разразилось еще одно восстание стрельцов. Была доказана связь мятежников с Софьей. Предводители побывали в Москве, привезли оттуда и зачитывали послание царевны. Последовали суровые кары, бунтовщиков казнили и ссылали. Софью и еще двух сестер, Марфу и Феодосию, обеспечивавших связи опальной царевны с внешним миром, постригли в монахини. 1699 год – бунт семи стрелецких полков под Азовом. 1705–1706 годы – явно спровоцированное стрелецкое восстание в Астрахани. 1708 год – заговор Мазепы [7].
Наконец, заговор царевича Алексея в 1717 году. Берусь утверждать, что он так и не был раскрыт до конца. Что важные фигуры и обстоятельства были оставлены «за кадром». Даже история взаимоотношений Петра с первой супругой, Евдокией Лопухиной, содержит серьезные недоговорки и «пробелы». Женили-то царя в 1689 году, в период борьбы с Софьей. Чтобы подкрепить свою партию, объявить о совершеннолетии Петра. Невесту выбрала мать: род Лопухиных был многочисленным, популярным среди стрельцов. К тому же Петру исполнилось лишь 16, а невесте шел двадцатый год! Разница очень ощутимая. Зато девица была уже явно способной к деторождению. Очевидно, мать рассчитывала и на другое – взрослая жена обуздает юного мужа, отвратит от военных и морских увлечений.
Но мать ошиблась. Евдокия, почувствовав себя царицей, и со свекровью поссорилась, и мужа, судя по всему, «достала». А в 1697 году, когда раскрыли заговор Соковнина и Пушкина, подозрение пало и на Лопухиных. Отец и братья царицы отправились в ссылки, первый раз был поднят вопрос о пострижении Евдокии. Она отказалась, но после восстания стрельцов в 1698 году царь настоял на своем. Почему? В обоих случаях заговорщики хотели вернуть к власти Софью. Но… второго царя, Ивана, уже не было в живых. Софья теперь могла легитимно править только от лица наследника Алексея. Значит, и связь с Евдокией представляется вполне вероятной.
Царицу постригли в Суздале в Покровском монастыре. Содержания не назначили, она жаловалась родственникам: «Здесь ведь нет ничего, все гнилое… Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте нищую». Но у нее нашлись какие-то могущественные покровители. Уже вскоре она получила богатые покои, сбросила монашеское платье, стала ходить в мирском. У нее появился большой штат прислуги, лошади для выездов. На праздники приходили местные чиновники и дворяне, несли подарки. В храмах ее поминали «царицей». Что касается родственников, то избежал опалы ее брат Абрам Лопухин, посланный учиться за границу. В 1708 году Петру донесли, что бояре его, царя, «так не слушают, как Абрама Лопухина, в него веруют и боятся его. Он всем завладел…» и «чает себе скорого владычества». Да, впоследствии подтвердилось – вокруг Абрама формировалась оппозиция царю, возлагавшая надежды на Евдокию и Алексея. Хотя Лопухин поддерживал контакты не только с боярами, но и с иностранными дипломатами. А представители оппозиции были и рядом с Петром – донос замяли.
ebooksa